Главные вещи - Юрий Серов Страница 45

Пел он и в ресторанах, и в кабаках, и в подпольных казино, где паренька с шоколадным цветом кожи щедро кормили, поили соком, а иногда и пивом, и частенько просили исполнить на бис. Цыган не отказывался, брал в руки гитару и, пританцовывая, веселил людей.

Но петь спокойно не получилось. Обосновавшись на вокзале, парень около недели зарабатывал для табора деньги, а потом появились бритые крутые ребята в кожаных куртках и потребовали дань. Цыган платить отказался, получил кулаком по лицу, а затем его принялись обрабатывать по рёбрам мощными сапогами-берцами, и очнулся парень уже в больнице.

Рядом, словно охранник, на табурете сидел их барон.

– Ты молодец, что отказался платить, – сказал он. – Никто и никогда не смеет обирать наш народ, мы не заслуживаем этого. Я честно зарабатываю, и мой табор честно зарабатывает. Если кто-то думает, что может вот так приходить и обижать моего человека, то он глубоко ошибается. Я этого не позволю. Выздоравливай, брат, а этих уродов я найду, будь спокоен.

И их нашли. Дня через два-три с пробитыми головами и неестественно вывернутыми руками и ногами. Прокуратура, взявшаяся расследовать кровавое преступление, вцепилась в табор железной хваткой, и барон принял решение покинуть насиженное место. Тётка, пришедшая к Цыгану, передала парню волю руководителя.

– Пойми, Цыганок, нам надо уйти, – объяснила она. – Менты терзают нас из-за убийства, и кого-нибудь точно посадят. Оставаться в городе стало опасно, поэтому будем перебираться. Тебя выпишут через две недели, но я уверена, ты нас найдёшь. Двигайся на север, и однажды встретимся. Давай, пора.

Она удалилась. Цыган остался один. Тогда он ещё не знал, что больше никогда не увидит своего табора.

Выйдя из больницы, парень огляделся по сторонам, не понимая, где юг и где север, обречённо вздохнул и занялся поисками жилища. Пошатавшись дней пять по улице, он примкнул к двум малолетним домушникам, лазающим в чужие квартиры через форточки и балконы, завёл с ними дружбу, обзавёлся углом в частном заброшенном доме и перестал думать о том, чтобы догнать табор. С новыми друзьями Цыган веселился на славу: пил литрами пиво и водку, курил марихуану и крек, грабил и воровал, танцевал на ночных дискотеках, зажигая с симпатичными девчонками, нарывался на их парней и дрался до самозабвения, стачивая кулаки о чужие лица и накапливая врагов десятками. В один из таких вечеров они повздорили с тремя парнями, и дело, как обычно, переросло в драку. Драка закончилась плачевно: домушники скончались в карете скорой помощи, а бессознательного Цыгана привезли в реанимацию с тремя ножевыми ранениями.

Сутки под капельницами, клиническая смерть, – судьба играла с парнем в одну ей известную игру, но оказалась благосклонна. Ранним солнечным утром Цыган открыл глаза, увидел перед собой прыщавое лицо медсестры, попытался поздороваться, но закашлялся и сплюнул кровью.

– Спокойно, мальчик. – Она погладила его по плечу. – Лежи смирно и не делай резких движений. Тебе нельзя сейчас дёргаться. Спи, набегаешься ещё.

Цыган, сглотнув горький комок, отдающий металлическим привкусом, кивнул и задремал.

Скоро его перевели в обычную палату. Потихоньку он начал ходить, держась за стеночку и качаясь из стороны в сторону, раны заживали и затягивались коркой, и сам собой поднялся вопрос о дальнейшем распределении молодого цыганёнка.

Однажды, когда Цыган лежал в процедурном кабинете, принимая через вену лекарство, в комнату вошли двое в милицейской форме, сопровождаемые доктором, и парень нутром почуял неладное.

Люди в форме по-хозяйски взяли стулья, сели около него и стали спрашивать о случившемся. Цыган мялся и отнекивался, мечтая, чтобы следователи ушли и оставили в покое, однако те никуда не торопились. Записывали показания, цеплялись, стараясь выудить из парня нужную информацию, но Цыганок держался стойко, пока не попался на удочку.

– А родственники у тебя есть? – неожиданно спросил один из гостей.

– Есть. Но они уехали, – ответил парень, не подозревая, что его слова окажутся роковыми и вынесут приговор.

– Значит, уехали, да?

На этот раз Цыган промолчал, не понимая, почему так ехидно улыбаются эти двое.

В день выписки всё выяснилось. Получая на руки документы, парень снова столкнулся со старыми знакомыми.

– Одевайся. Ты определён в детский дом, – сказали они тоном, не терпящим нареканий. – Мы доставим тебя.

– Но у меня же есть родня, – запротестовал Цыган. – Дядя и тётя! Зачем в детдом? Не надо!

– Когда они приедут за тобой, тогда тебя и отпустят. Пока поживёшь в приюте.

– Вы врёте. – По щекам Цыгана потекли слёзы. – Они далеко отсюда и даже не знают, что я попал в приют. Они не придут. Никогда…

* * *

У Рима всё всегда было в порядке. Родители заведовали мясоконсервным комбинатом, который работал на полную мощность и кормил едва ли не всю Россию. Холодильник ломился от еды и заморских деликатесов, шикарный евроремонт дополняли дорогостоящая аппаратура и последние новинки, а любимый сын всегда получал в подарок игровые приставки, компьютеры и ноутбуки.

В редкие вечера, когда отец бывал дома, а в основном он мотался по командировкам и заключал договора, семья собиралась за столом, и пока все ужинали, глава семьи наставлял сына на истинный путь:

– Пойми, сын. Мужик должен пахать с утра и до вечера, а если и надо, то круглосуточно, чтобы его семья ни в чём не нуждалась. Вот ты нуждаешься в чём-нибудь? Нет. Значит, я всё делаю правильно. В доме есть пища, уют, тепло. Это хорошо, но надо стремиться к большему: сделать так, чтобы стало не просто хорошо, а великолепно. Понимаешь меня?

Рим деликатно кивал, жуя вкусный ужин, хотя иногда мудрёные высказывания отца не доходили до него, но расстраивать родителя не хотелось. Единственное, что усвоилось крепко-накрепко: ничего нельзя забирать из дома. Приносить пожалуйста, а забирать ни-ни.

Рим и приносил. Целыми днями после уроков пропадал на свалках, в пунктах металлолома, разыскивая и меняя на деньги запчасти, дабы смастерить себе автомобиль.