Приключения сионского мудреца - Саша Саин Страница 44

Что интересного мог рассказать зэк, сидящий 5 раз за хулиганство, или Корниенко из Херсона? Украину я и без него неплохо знал. Ко всему, он был сонным и нудным. Козёлкин из Коломны или, скорее, из коломенской деревни, был ещё более нудным и убогим. Поэтому я с ним чаще, чем разговаривал, играл в морской бой, который мой брат ввёл в досуг отдела. Когда брат находился в отделе, там было весело, всё оживало и всё вертелось вокруг него, даже зэки. Он вносил энергию в это безжизненное пространство — тюрьму, и когда его не было, то и тюрьма «по нему скучала»! Интереснее, чем с сотрудниками, было даже с зэками — тремя художниками, которые трудились в художественной мастерской в производственной зоне. Эта мастерская представляла собой одну комнату в бараке, где «созидали» на благо тюрьмы три вора. Они рисовали «Стой, кто идёт? Пропуск!» — в образе советского милиционера, или «Наркотик — твой враг!» — в образе зэка, а также многочисленные транспаранты к юбилеям Советской власти: «Своим честным трудом достойно встретим годовщину Великой Октябрьской Революции!». Эти воры были «разного калибра», но исключительно воры. Именно воры не лишены таланта. Ведь они тяготеют к «искусству рук» — прекрасному! И у них были «прекрасные и способные руки»! Один из них был карманником, а другой — квартирным вором. Квартирный замок надо уметь без шума открыть! Самый способный из них был Орлов — специалист исключительно по ювелирным магазинам, банкам и сберкассам! Ему приходилось взламывать самые сложные замки начиная с 17-летнего возраста. В его 42 года он, в лучшем случае, 20 лет был на свободе. Последнюю судимость провёл, один год, в тюрьме особого режима, где сидели по расстрельным статьям. Затем за примерное поведение был переведен в «нашу» тюрьму строгого режима. Которая, как он говорил — «детский сад» по сравнению с той, где он сидел: в полосатой робе, в камере-одиночке, без свиданий, общения, без передач и отоваривания в магазине. Все здесь были, как и положено, в синей робе, а он — в чёрной. Почему в чёрной? Потому что к ней лучше подходил белый накрахмаленный воротничок, который он носил. И его чёрные усики к черной робе подходили.

Он демонстративно ходил по зоне с помидором в руке, аристократически, демонстративно откусывая от помидора, как по картине Серова, девушка от персика! Да, это не был персик, но в тюрьме помидор не менее значим, чем на воле апельсин! У него всегда был чай, сигареты, деньги, уважение зэков и начальства! Его брат служил контр-адмиралом на Дальнем Востоке, отец — секретарь обкома партии, а он — вор-медвежатник, начитанный «романтик» и не «полный» дурак. Такой, скорее всего, поднялся бы, как и его родственники, но они пошли более практичным путём. «Зачем ты постоянно совершаешь одни и те же ошибки?» — спросил я у него. «А это не ошибки!» — посмотрел он на меня с сожалением, как на ничего не понимающего в жизни. «Но ты ведь на свободе провёл всего пару лет!». — «Зато, каких лет! — сказал он. — С деньгами в Грузии, в ресторанах, женщины! А как ты живёшь? — укорил он меня. — Ты тоже в тюрьме! Но сколько ты получаешь, что у тебя за жизнь? Я, кстати, могу тебе помочь! — предложил он мне по-дружески. — Мои друзья должны мне передать десять тысяч рублей. Я тебе дам две тысячи за то, что ты мне их передашь — это два года твоей зарплаты!». — «Нет!» — улыбнулся я. «Три тысячи!» — увеличил он мой доход. «Нет», — отклонил я. «Пять тысяч — половину тебе!». — «Нет, — сказал я, — мне свобода дорога!». — «Я тебя не понимаю, — сказал он, — просто я тебе доверяю, но любой из твоих коллег согласится, если я ему предложу! Мне всё приносят, кого я попрошу: от солдата до офицера и вольнонаёмных!». Он не врал, двух медсестёр и одну врачиху уволили с работы за то, что ему «секс принесли»! Но и к нему тюрьма часто обращалась за помощью. Когда, скажем, сейф заклинивался или захлопывался, и его невозможно было открыть, он это делал без проблем! Ещё два зэка, с которыми мы с братом иногда общались — были два еврея. Один из них по имени Давид, гордый и ничего не просящий, сидел, «всего-навсего», за убийство своей жены. И ещё один еврей, который всегда что-то просил, похожий на Паниковского, только — злого! У него были густые брови, как у Бармалея, перебитый нос, многочисленные шрамы, лицо злодея! И хотя, он был на вид хрупкий — никто из зэков с ним не связывался, его боялись. «За что сижу? — говорил он. — Да, ни за что! За что еврея могут посадить? Вы что, не знаете?! Обругал кондуктора в автобусе, вот и всё!». Он не сказал, что стало с кондуктором после его ругани. Он всегда начинал встречу со слов «их битэ!» (я прошу) — на идиш, и дальше следовало то, что он просил: чай, сигареты… Чай и сигареты мы ему приносили, и ещё Давиду, который не просил. А этого мы называли про себя «их битэ».

Конечно, тюремного общения не хватало для полной, настоящей радости. И я решил, что в мои 22 года следует послушать французов и искать женщину. Вернее, я её искал с раннего детства, но воспитательница детского сада не откликнулась! Когда подрос, то меня почему-то боялись, убегали, говорили, что я дикий, и даже крупные, как слонихи, убегали! Как будто бы я их хотел убить! Эта тоже оказалась крупной, но не до безобразия, к тому же, брат сказал: «Ты можешь её брать, у неё сексуальный подбородок — острый, с овалом под ним», — а я брата слушал. Её мы увидели в книжном магазине на проспекте Ленина, в отделе иностранной литературы. Она была в очках, со сверкающими глазами, разговаривала с некоторыми покупателями на иностранном языке. Немецкий, английский, французский мы различали, а один язык, на котором она разговаривала с неграми, был неразличим для нас. Я решил узнать, что это за язык такой?! Её, оказалось, зовут Эсмеральда, 28 лет. В 14 лет приехала из Чили с родителями в Союз, где у них отобрали машину, деньги и отправили в Сибирь на перевоспитание. Советская Родина, по которой тосковали её родители, так расплатилась с ними за ностальгию, которой у неё не было. Она родилась в Чили, её мать была немцами угнана в Германию, затем после войны уехала в Чили, где нашла тоже русского эмигранта. Непонятный мне язык оказался португальским. В общем, знакомство обещало быть творческим, интересным и плодотворным! Узнав, что я хочу поступить в мединститут, сказала, что у неё там хороший друг, ассистент на кафедре, большая умница с фамилией Опискин! После двух часов беседы со мной в магазине она поняла, что так интересно ещё ни с кем не было, даже с умницей Опискиным. Это мне понравилось, хоть и подозревал, что не дурак, но ещё ни разу женщины не хвалили, а всё больше в панике убегали. Все продавщицы из соседнего отдела смотрели на меня с интересом, а на неё — с презрением. Пришлось назначить следующее свидание в городском парке имени Ленина. Парк культуры и отдыха трудящихся имени Ленина в солнечном Душанбе ничем не отличался от сотен тысяч, тоже имени Ленина, парков в стране и тоже культуры и отдыха и, конечно, тоже трудящихся, а не паразитов! Что должен иметь такой парк? В самом его названии отражено: во-первых, это должен быть парк, а значит, должны быть деревья, кусты и трава; во-вторых, должна быть культура, это значит — всё должно быть культурным! Как и в случае с семьёй: «Дружная семья — это та, все члены которой дружно живут!». Еще должен быть отдых в парке, а это игры, танцы и аттракционы. Всё это здесь было, как и по всей стране. Был здесь настольный теннис, столики для домино и шахмат, были две танцплощадки, были качели, карусели! Ещё для отдыха необходимы, в первую очередь, скамейки.