Парамон и Аполлинария - Дина Калиновская Страница 44

А, здрасьте, Мурзинька, здрасьте!.. Ты ли это?! Выкрасили, родимый!..

Звучит мелодия: «Страшно, аж жуть!..»

Только вчера был нормальным белым котом, а сегодня — надо же, фиолетовый, страсти-то какие! Понимаю — пацаны приняли меры. Угораздило же тебя родиться таким белым, чтобы по ночам демаскировать город! Я бы на твоем месте и глазами перестал сверкать, а то похоже на сигнализацию… Не уходи! Не хочешь беседовать? Ну, не припасено у меня на сегодня для тебя, не грех и самому поохотиться… Ну и вали отсюда, сроду не уважал котов. После победы заведу себе дога. Мама будет, конечно, возражать, но бывшему фронтовику с мамой легче договориться. Мы с моим догом все медали на собачьих выставках захватим, он у меня все будет уметь делать, даже улыбаться знакомым. Ладно, приходи к обеду.

Музыка умолкает. В тишине бьют городские куранты.

Бейте, милые! Бейте, курантики! Еще испортят — еще починим! Бейте пока! Дяде Ване осталось спать меньше часа… (Зевает) О-о-о! Не проглотить бы… Ну вот, летят обратно. Теперь через полчаса к нам. Тут уж я вас разбужу, уважаемый Иван Фомич. Страшное у них, однако, гуденье, давит на психику.

Я тебе отомщу, Фролов. Сейчас мы тебе допишем. Я на твою записочку отвечу километровым письмом — неделю будешь читать, год будешь мучиться совестью, знай, как воюющему товарищу отсылать записочки в десять слов. Я эту тактику перенял у нашего сержанта — убивать благородством, новое оружие, работает без осечки.

Тихо… Как в пустом театре…

«Помнишь, брат Фролов, как я вас с Наташкой водил на концерт по контрамаркам? Вы еще не верили, что я могу доставать контрамарки. Как идиот должен был в первом же отделении делать вид, что не замечаю ваших поцелуйчиков. Я думал, это у вас навсегда, а ты, наверно, сейчас даже адреса ее не знаешь. Если знаешь, пришли, я бы написал — так по-дружески… А тогда, после концерта, я сочинил письмо виолончелистке из оркестра, я тебе ее показывал, не забыл? Хорошее письмо получилось, чуть не отослал. Вовремя сообразил, кто она, а кто… такой, что ли, ей нужен!..»

Партитуры моей новой вещи вам раздали? Так, хорошо. Вы, друзья, мои первые исполнители, мои первые критики. На ваш бесстрастный суд я отдаю плод моего вдохновения. (Стук дирижерской палочки о пюпитр) Начали!..

Звучит мелодия: «Здесь лапы у елей дрожат на весу, / Здесь птицы щебечут тревожно…»

Стоп! Так не годится. Я вас не понимаю, вторая виолончель. Сначала. Да, да, с самого начала. Внимание!..

Оркестр начинает снова.

Нет, так работать невозможно. Несерьезно. Мне приходится снова начинать из-за вас, вторая виолончель. Вы не собраны, ваши мысли не с нами. Это, в конце концов, черт знает что! После репетиции извольте подойти ко мне. Искусство требует всего человека — без остатка!..

Музыка продолжает звучать.

Простите!.. Я был резок с вами, но вы поймите и простите меня!.. Я устал. Работа над сто двадцать седьмой симфонией была невыносимо напряженной. Вы простили меня? Я люблю тебя, Виолончель. Когда ты смотришь на меня… у меня вырастают крылья! Я крылат! Знаешь, я написал эту музыку только потому, что у тебя глаза, как раннее утро! Ты каждый день на репетиции смотрела на меня. Поняла? Итак, завтра мы женимся. Лучше, конечно, сегодня. Дай руку! В свадебное путешествие мы поедем… Куда ты хочешь?

Несколько тактов свадебного марша Мендельсона, потом начинается песня: «В желтой жаркой Африке…» и далее.

В Африку? Африка, Африка… Африка, понимаешь, вся полосатая, в желто-черную полоску. Это несколько резковато… В Австралию? Как бы тебе объяснить… Австралия серо-коричневая, нерадостный цвет, тебе к лицу больше пошла бы Япония, светло-сиреневая, даже розовато-сиреневая. Нет, решено. Мы покупаем байдарку и отправляемся по Волге от Москвы до Каспия. А?

Извини, что-то происходит…

Слышится грохот артобстрела.

Дядя Иван! Ни одного прожектора! Товарищ сержант, это не бомбежка, это артобстрел! Товарищ сержант, они дальнобойную подтянули! Товарищ сержант, просыпайся!..

Грохот близкого попадания. Оркестр долго еще вьет веселую свадебную мелодию провисшими слабыми звуками: «Жираф большой, ему видней…»

Дядя Ваня… Надо… крик… нуть… Руки… Правая… Левая… Ноги… Хорошо… Откроем глаза… Пулемет в порядке… мешки сбило… насыпалось кирпичей… Дядя Иван!.. В голову отдает… А он молчит… Или я оглох. Эй!..

Эхо отвечает:…эй!

Слышу. Эхо на месте. Встать! Так. По стеночке, по стеночке. Открыть люк… вниз… вниз, не торопиться… Не трясти головой… А!.. Перекресток стало видно… А! Дядя Иван!.. Пыль уже осела… Сколько я пролежал?

Звучит сначала тихая, но все быстрее набирающая мощь мелодия: «Эта ночь для меня вне закона…»

Дядя Иван!.. Похоронить надо, а хоронить некого!.. Сапог пустой. И все?.. На улицах никого… Наверх… Не торопиться… Не трясти головой… Сколько же я пролежал? Часового перед школой не видно… машин во дворе нет… (Вертит ручку телефона.) Пятый! Пятый! Я шестой! Алло! Алло, алло! Кабель перебило, что ли? Пятый! Пятый! Я шестой! Отключились?!

В оркестре звучит поступь новой темы. Это ненадолго возникшая, только напомнившая о себе мелодия: «Кони привередливые…»

Так. У пулемета всегда должна быть вода, много воды. Это первое. Похоронить надо хоть сапог… Тете Марусе письмо. А то получит: «Пропал без вести». А он не пропал, он пал!

На улице никого. В порту ни одного судна!.. Вон они почти уже на горизонте!.. Ушли. Отступаем, значит… Уже почти светло, увидят немцы… А — я?! На проверке решат, что я погиб. А я — вот он, с пулеметом, с таким арсеналом!.. Один!

Обзор почти круговой. Амбразуры отличные… Встречу их. Только встречу… Устрою прием. Жив — повезло. Цел — второй раз повезло. Так уж я устрою дело, мне и в нем будет удача. Не беспокойся, дядя Ваня.

Первое — вода. Спрыгнуть вниз можно, а подняться, да с баком… Обрываем провод, когда еще электростанция станет работать… Один конец привяжем к… сюда. Годится. Другой сбрасываем вниз.

Один. Один, как ты говоришь, товарищ сержант, это меньше, чем один. Нет, зачем сбрасывать. Спустим вместе с баком. (Он возится с баком, слышны звуки жестяных ударов.) По-твоему, один — все равно что ноль. Анчар, как грозный часовой, стоит один во всей вселенной! А может, я один тут такое устрою!.. Ну, все, прыгаем!.. (Прыгает) Ох, голова!.. И надо же, вышибли пролет — как не было. Тихо спал человек, и тоже — как не было… Не доспал минут сорок…

Листовка на углу, между прочим, новая. «Мы скоро вернемся, товарищи!» Никто и не сомневался. А «Обращение» успело пожелтеть. «Обращение обкома и горкома партии к населению города. Товарищи! Враг стоит у ворот города. В опасности все, что создано руками нашими. В опасности жизнь наших детей. Пришло время готовности к любым жертвам. Вооружайтесь всем, чем можете. Бутылка с горючим, брошенная в танк, камень из окна, кипяток, вылитый на голову врага, помогут ковать победу. Держитесь за каждую пядь земли!»