Дела человеческие - Карин Тюиль Страница 44

– Нет, я не хотела!

– Но как только вы там оказались, он вас поцеловал, и вы его не оттолкнули…

– Он не оставил мне выбора.

– Вы могли бы уйти, дверь была не заперта…

– Сначала я не знала, потом испугалась из-за ножа.

– Но вы ведь никогда его не видели, ножа этого?

– Нет.

– Потому что его никогда и не было.

Мэтр Селерье расправил плечи, секунду помолчал, обвел взглядом присяжных и произнес:

– Никакого ножа не было.

– Он еще раньше о нем говорил, и я ему поверила.

– Мой подзащитный красив, как вы думаете?

– Я не знаю.

– Я просто спрашиваю вас, считаете ли вы его соблазнительным.

– Какая разница? Что это меняет?

– Вы находили его красивым, а из этого следует, что он вполне мог вас заинтересовать…

– Нет. Я не хотела это делать.

– Почему? У вас был возлюбленный?

– Да.

– Вы заявили следователям, что были девственницей, но последующий гинекологический осмотр установил, что у вас еще прежде были половые отношения.

Она заплакала:

– Я солгала, потому что мне было стыдно.

– Почему?

– Я боялась, что это станет известно моей матери, она ничего не знала. Она очень строгая, я уже говорила.

– Для вашей матери девственность – это важно?

– Да, она глубоко верующая иудейка.

– До этого случая с месье Фарелем у вас были сексуальные отношения?

– Да.

– С кем?

– Только с одним мужчиной.

– Сколько они продолжались?

– Несколько недель.

– Почему они продлились только несколько недель?

– Он хотел их закончить.

– Сколько лет ему было?

– Тридцать два года.

– А вам?

– Семнадцать лет.

– Он был холост?

– Нет.

– Он был женат, у него были дети?

– Да, трое.

– Вы знали об этом?

– Да.

– Получается, до встречи с месье Фарелем у вас была связь с мужчиной на пятнадцать лет старше вас, отцом семейства, и вы заявили в полиции, что вы девственница…

– Да, мне тогда было очень плохо, еще не прошли психологические последствия террористической атаки на мою школу, мать все больше и больше уходила в религию, я задыхалась в этой атмосфере, завалила экзамены на бакалавра, все шло наперекосяк.

– В это время вы принимали антидепрессанты?

– Время о времени, какие-то таблетки для сна.

Мэтр Селерье сделал несколько шагов в сторону, потом вернулся на свое место.

– Мадемуазель Визман, по какой причине вы разорвали те отношения?

– Это он разорвал, потому что не хотел бросать жену.

– Скажите, это правда, что вы угрожали ему, обещали послать жене все сообщения, которыми с ним обменивались?

– Да. Потому что мне было очень плохо.

– Мадемуазель Визман, вы обижены на мужчин?

– Нет!

Мэтр Селерье ненадолго замолк, потом продолжал:

– Вернемся к фактам… Когда вы были в пристройке для контейнеров, месье Фарель стал вас ласкать, но вы среагировали далеко не сразу.

– Это оттого, что я была в шоке.

– Вы разделись. Вы не почувствовали себя в опасности, когда спустили джинсы?

– Я боялась, он меня заставил.

– Но вы не закричали?

– Я не знаю, мне кажется, нет. В какой-то момент он закрыл мне рот рукой. Мне было так страшно!

– А он говорит, что просунул палец вам в рот… Вы описываете насильственный жест, а он – другой жест, скорее эротический.

– Нет, все было не так… Это неправда.

– Он был жесток? Казался опасным?

– Он тянул меня за волосы во время фелляции, которую заставил меня ему сделать, а потом сильно сжал мои запястья. Он как-то нехорошо смотрел на меня, а потом сказал: «Спусти джинсы».

– Мой клиент утверждает, что вы выразили свое несогласие недостаточно ясно…

– Не понимаю, ведь и так было ясно, что я не хотела, он знал, что делает.

– Вы позвали на помощь?

– Нет.

– Мне больше нечего добавить.

Мила залилась слезами. Мэтр Розенберг заявил председателю суда, что мэтр Селерье оказывал на истицу давление. Генеральный адвокат напомнил, что адвокат ответчика не имеет права дурно обращаться с потерпевшей. Он закусил удила: вопросы стороны защиты были тенденциозными, резкими – это просто неслыханно. Мэтр Селерье ответил ему, что защищает своего клиента:

– Ведь это ему грозит опасность провести двадцать лет за решеткой, и мой долг открыть правду, я уважаю горе заявительницы, но несоответствия все же очевидны.

Председатель объявила пятнадцатиминутный перерыв.

Как только слушания возобновились, мэтр Селерье снова обратился к Миле. Он сказал, что в его намерения не входило задеть ее, а только установить истину.

– Мадемуазель Визман, до встречи с месье Фарелем вам уже доводилось испытывать на себе сексуальную агрессию?

– Нет.

Он сделал паузу и снова заговорил:

– Между тем на следующий день после того, как средства массовой информации рассказали о деле Вайнштейна и в сети появился хештег #РазоблачиСвинью, в вашем твиттере можно было прочесть следующий текст: «В тринадцать лет, когда я была в детском лагере и заболела, один из воспитателей зашел ко мне в комнату якобы для того, чтобы измерить мне температуру, и засунул руку мне в трусы. #РазоблачиСвинью». Вы помните этот твит?

Мила разрыдалась.

– Мадемуазель Визман, вы помните, что написали этот твит?

– Даже не знаю.

– Вы не помните, что к вам грубо приставал воспитатель, или не помните, что написали этот твит?

– Не помню, что написала.

– Но вы подтверждаете, что подверглись сексуальной агрессии?

– Да.

– Мадемуазель Визман, в каком году вы были в детском лагере?

– Я уже не помню.

– Однако это важно, поскольку вы утверждаете, что подверглись сексуальной агрессии со стороны воспитателя.

– Мне было тринадцать лет.

– Проблема в том, что вы только один раз проводили каникулы без родителей, в загородном летнем лагере, и вам тогда было десять лет.