Сухих соцветий горький аромат - Ирина Зорина Страница 43

— Нет! Что ты! — испуганно выпалила я, краснея и стараясь не встречаться с Марком взглядом.

— Чутьё подсказывает мне, что я угадал, — он улыбнулся. — Глупышка, неужели ты считаешь меня таким идиотом? Неужели думаешь, что я допустил бы, чтобы твои воспоминания о нашей первой близости неизменно связывались с головной болью и приступами тошноты? — Марк залился весёлым смехом. — Конечно, я хочу тебя, даже с твоим похмельным синдромом, но в то же время я не настолько глуп, чтобы сейчас переступить черту и испортить, возможно, самый замечательный и долгожданный момент в нашей жизни. А спросил я о твоей подружке, ты уж меня извини, в надежде, что она уже уехала и ничто не сковывает наших движений. Может быть я и кажусь иногда слишком раскрепощённым и самоуверенным, но не люблю, когда меня застают врасплох.

Ещё никто и никогда не говорил со мной об интимной близости так откровенно и свободно. Для Марка близость была так же естественна, как дыхание в его сильной груди, как любовь в его горячем сердце. Секс для него был неотъемлемой частью нежных чувств, пылкой страсти, которой он отдавался полностью, без остатка растворяясь в ней. Он был романтиком, поэтому мечтал об идеальном моменте, который, по его мнению, ещё не наступил, но это было лишь вопросом времени.

Стоя рядом с Марком, я чувствовала смятение и растерянность. Я не знала, как вести себя в ситуации, когда мужчина так откровенно говорит, что хочет заняться со мной любовью, при этом даже не оставляя возможности для отказа. Для него жизнь была проста и понятна: чувства — для того, чтобы проживать их, желания — для того, чтобы их осуществлять, не терзаясь сомнениями и упрёками. Я же всегда была ограждена от своего природного, инстинктивного начала запретами, нормами, правилами. Меня терзали противоречия и долженствования. В то самое мгновение я поняла, что так сильно влечёт меня к Марку — его свобода, открытость опыту, жизни. Я не могла быть такой, но на глубинном уровне, скрытом от моего сознания, мне этого хотелось. Тогда я собиралась сказать Марку, что для меня возможность получать и дарить наслаждение, чувствовать близость с мужчиной заперта в тёмном чулане, на двери которого амбарный замок запретов и догм, а ключ давно утерян или остался у тех, кто этот замок туда повесил, но не могла. Желание жить, чувствовать останавливало меня и не давало произнести эти привычные, заученные наизусть слова: «Я храню себя до брака». Они стали мне противны. Они стали для меня чем-то противоестественным. Я не могла от этого отказаться, но и следовать этому была не в силах.

Марк не подозревал о моих душевных метаниях и скрытых чувствах. Он лишь терпеливо ждал, когда я взгляну на него и недопонимание, возникшее между нами, исчезнет, как с приходом первых лучей утреннего солнца истончается и вдруг исчезает туман холодных ночных сумерек. Я посмотрела на него и улыбнулась.

— Теперь всё встало на свои места, — я старалась, придать голосу беззаботное звучание с лёгкими нотками облегчения. — Может заварить тебе кофе или чай?

— От чая не отказался бы, — Марк заметно расслабился. Он сел на диван, широко расставив ноги, и произнёс: — Совсем забыл сказать тебе ещё кое о чём. Собственно за этим я и приехал.

— О чём же? — отозвалась я, включила чайник.

— Мой отец хочет исправить ваше неудачное знакомство. Послезавтра приходи к нам на ужин.

Оглушенная новостью, я медленно села на стул и бессознательно начала разглаживать складки халата. Среди разбросанных, путающихся мыслей, ощущений, эмоций нужно было выбрать самые подходящие для этого момента, облечь в слова и произнести.

— Этого я не ожидала, — проговорила я.

— Понимаю.

— Я думала, он терпеть меня не может и после случившегося никогда не захочет меня видеть.

— Видишь ли, он хочет наладить со мной отношения и как умный человек понимает, что это будет невозможно, если он не захочет дать тебе второй шанс. И, знаешь, я тоже не намерен вечно враждовать со своим отцом, тем более, сейчас в моей жизни всё так прекрасно, мне ни к чему тянуть за собой старые обиды, — он улыбнулся и с нежностью посмотрел на меня. — Так ты придёшь?

— Конечно, не могу же я после всего, что натворила, ещё и на ужин не явиться.

— Нет, для меня важны и твои желания. Если ты не хочешь идти, мой отец переживёт отказ, он уже большой мальчик.

— Не могу сказать, что я этого хочу, — подумав, ответила я, — да и странно было бы мечтать о встрече с человеком, которого оскорбила, но я благодарна вам обоим за приглашение и думаю, что согласиться стоит.

— Тогда ждём тебя послезавтра в пять вечера, — обрадовался Марк.

Я повернулась к закипевшему чайнику и удивилась тому, как быстро развиваются наши отношения, даже слишком быстро. Только вчера я решила пойти с ним на свидание, к тому же не без сомнений, а послезавтра вынуждена знакомиться с его отцом. Не торопимся ли мы? Не стоит ли нам притормозить, на секунду остановиться и вглядеться друг в друга? Те ли мы, кем были раньше? Соответствуют ли реальности наши многолетние мечтания и фантазии друг о друге?

Но мне не хотелось сомневаться. На мгновение соприкоснувшись с давней мечтой, которая вот-вот должна была осуществиться, со счастьем, которое заполнило моё изувеченное сердце, заглушая бесконечную ноющую боль, мне хотелось довериться этому чувству, пусть даже оно так призрачно и иллюзорно. «Возможно, так и должно быть? Мы так давно любим друг друга, не удивительно, что мы торопимся, — думала я, успокаивая свою растревоженную бдительность. — Я заслуживаю счастья, я заслуживаю сказки», — твердила я, всё больше погружаясь в трепетную эйфорию.

Однажды разлученные судьбой и вновь обретшие друг друга, мы стремились наверстать упущенное время, как человек, слишком долго просидевший взаперти и, наконец, оказавшийся за пределами бетонных стен, никак не может надышаться сладким, упоительно-свежим воздухом. Ему хочется оббежать весь мир и вобрать в себя все его запахи, все звуки. Так и нам хотелось упиваться друг другом, вычерпывать друг друга до дна, не задумываясь о том, что останется после.