Ремесло - Леонид Бершидский Страница 42

Схема, по которой работают высокоприбыльная FT и многие другие западные не газеты уже, а скорее сайты с быстро теряющими смысл бумажными изданиями, разумна и понятна мне как потребителю. В газете можно бесплатно читать любые тексты, пока не выберешь определенную квоту. Тогда, если хочешь считать дальше, придется подписываться. Издатель говорит читателю: вижу, что мой продукт тебе по нраву и ты много пользуешься им. Ну что же, помоги теперь финансировать его производство.

На мой взгляд, вот эта конкретная схема именно в таком виде — единственная жизнеспособная бизнес-модель для современного СМИ. Но с ней есть одна серьезная проблема.

Дорого продавать контент могут только издания, которые давно и много на него тратят. Та же New York Times Company потратила в 2012 году почти $444 млн на зарплаты и премии — в основном сотрудникам, производящим контент: по моему опыту, в расходах на штат медиапроекта примерно две трети приходится на редакцию. Что же тут удивляться, что выручка от подписки у компании — $953 млн?

Если бы The New York Times и The Boston Globe, которые издает The New York Times Company, были новыми СМИ и тратили столько на контент, им пришлось бы годами терпеть огромные убытки, пока читатели прониклись бы к этому контенту доверием и любовью. Владелец, который хочет создать новую машину по продаже контента, должен быть исключительно терпеливым человеком. Входной порог в медиаотрасли стал невероятно высоким.

Чтобы создать в Москве 2013 года редакцию, способную производить качественный новостной контент в достаточных для заметности на рынке количествах, надо примерно $2,5 млн в год. Между тем изданий, у которых доходы от подписки превышают рекламные, среди московских качественных СМИ нет. Ни одного. Есть только «желтые» СМИ, у которых практически отсутствуют рекламные доходы, — рекламодатели не хотят марать свои бренды о гнусноватый контент, — но есть большие тиражи; у них, однако, проблемы с будущим: платят за бумажную «Комсомолку» или «Твой день» люди, не привыкшие получать новости из Интернета, а таких все меньше. В сети же таблоиды продаются плохо, да и дешевле качественных изданий: FT берет $6 в неделю, а, к примеру, развеселая The Sun — $1,6 в месяц.

Нынешние «Ведомости» неплохо торгуют электронными подписками по тому же принципу, что и FT, — я вот на них подписан, и многие мои знакомые тоже. Но финансовые результаты «Ведомости» не публикуют, а по сведениям «изнутри» рекламные доходы по-прежнему доминируют в бизнес-модели.

Даже если не принимать в расчет политические проблемы СМИ в России времен третьего путинского срока (медиа сейчас — это бизнес для бесстрашных), понятно, что сделать заметный, сильный медийный проект сейчас почти никто не может себе позволить. Нынешние стартапы — это либо маленькие сайтики с дешевыми командами, которые надеются непонятно за счет чего набрать популярность и вырасти, но редко планируют когда-либо продавать свой контент, либо по сути филантропические проекты вроде того же «Дождя», на которые годами тратятся миллионы долларов просто потому, что владельцу продукт нравится.

Вполне возможно, что медийный рынок оказался сейчас в той фазе, когда новых проектов попросту не нужно. Существующие, уже набравшие аудиторию, должны научиться брать за доступ к контенту больше денег, чем получают за рекламу. Так уже делают по-настоящему мощные ремесленные организации вроде FT и The New York Times, обладающие долгой традицией, огромным журналистстким штатом и обремененные многочисленными строгими правилами. Здесь из крупных проектов выживут только ближайшие аналоги этих организаций — да и то лишь если всерьез озаботятся механикой продажи, сделают ее понятной и логичной, как у FT.

Возвращение нашего цеха к исконной модели — продал газету, получил гадзетту — проходит болезненно, но это здоровое явление. Журналист, чья продукция придётся за деньги читателю, скорее будет испытывать гордость за свою работу, чем раб рекламной лампы.