Карандаш надежды. Невыдуманная история о том, как простой человек может изменить мир - Адам Браун Страница 42

Теплым летним вечером я присутствовал на церемонии в честь запуска крупной медийной компании. Она проходила на красивейшей террасе на крыше одного из домов в центре Манхэттена. Завсегдатаи подобных мероприятий фланировали в дорогих костюмах и облегающих выходных платьях, попивая дорогое шампанское и восхищаясь видами города. Эмпайр-стейт-билдинг возвышался над нами в красноватом сиянии всего в нескольких кварталах отсюда. Видные специалисты по венчурному финансированию, журналисты, инвесторы и предприниматели общались друг с другом, обмениваясь планами на лето и свежими бизнес-идеями. Я только что вернулся из Гватемалы, где проводил время с детьми, которых больше интересовали маркеры, чем маркетинг, но беседы были очень полезными и тем вечером я чувствовал себя в своей тарелке.

Я разговорился с мужчиной за сорок, главой инвестиционного фонда. Он рассказал мне о последней сделке по привлечению капитала, мы быстро нашли общий язык и начали обсуждать различия между стартапами на Восточном и Западном побережьях. Я с удовольствием слушал его оценки новых инвестиционных возможностей. Хотя я не так давно ушел из этой области, у меня по-прежнему хватало знаний, чтобы поддерживать серьезный разговор, и было ощущение, что мы говорим на одном языке. Потом он спросил, чем я занимаюсь.

– Я руководитель некоммерческой организации под названием «Карандаши надежды».

– О! – ответил он, немного опешив. – И вы занимаетесь этим весь рабочий день?

«Больше, чем рабочий день», – подумал я, почувствовав легкое осуждение в его голосе.

– Да, на полную ставку. Раньше я работал в Bain, но уволился и целиком посвятил себя нашей организации.

– Хм, какой вы молодец! – сказал он таким тоном, как будто разговаривал с малым ребенком, а потом сразу же посмотрел мне через плечо, подыскивая другого собеседника. Вскоре он помахал кому-то на другом конце террасы и изобразил интерес к моей персоне последним вопросом: – Напомните, пожалуйста, название вашего проекта.

Проекта? Далеко не впервые «Карандаши надежды» называли этим снисходительным словом.

– «Карандаши надежды», – ответил я.

Он вручил мне визитку – хороший способ показать, что разговор окончен, – и отошел.

Последовала неловкая, натянутая пауза, и я не мог не почувствовать себя на ступеньку ниже. Что еще хуже, такое чувство становилось очень знакомым.

В метро по дороге домой я подумал: сколько раз все это повторялось с тех пор, как я основал «Карандаши надежды». Разговор начинался на равных, но слово «некоммерческий» могло немедленно оборвать беседу и лишить нашу работу ее ценности и истинного значения. Одно это слово настолько смещало акценты, что собеседник внезапно начинал смотреть на меня сверху вниз. Я был очень сердит на этого бизнесмена, но тут меня осенило: я сам виноват, что он отреагировал без энтузиазма. Одним этим словом – «некоммерческий» – я представил свою компанию как полную противоположность параметру, по которому больше всего оценивали его компанию. Чтобы описать нашу работу, я использовал негативную приставку «не», а она неточно описывает суть нашей деятельности. Главная побудительная сила для нас – не отсутствие прибылей, а максимальное социальное влияние.

«Не» подразумевает «имеющий небольшие последствия или их не имеющий; не важный, бесполезный». Бесполезный? Явно надо что-то менять. Почему мы – единственная отрасль, которая описывается негативным термином, хотя существует она не для того, чтобы избегать доходов, а для того, чтобы достигать больших целей? Не надо описывать себя, подчеркивая то, чем мы не занимаемся. Не лучше ли поделиться тем, что мы делаем? Может быть, надо смело заявить, что мы – производители общественного блага и делаем это лучше всех? Пришло время снять стигму, которая отделяет некоммерческие организации от их коммерческих собратьев. «Карандаши надежды» всегда будут оставаться организацией из раздела 501(c)(3) Закона о внутреннем налогообложении – «не приносящей прибыли». Но разве нельзя по крайней мере принять установку коммерческой компании на оптимальную структуру, результаты и приверженность долгосрочному стратегическому воздействию?

Я стал больше над этим размышлять и понял, что никогда не считал себя «некоммерческим» человеком. Я считал себя любящим бизнес предпринимателем, который хочет заниматься глобальным образованием. Я никоим образом не хотел быть бедным, а просто отказался от того, чтобы мерилом моего успеха был размер банковского счета. Когда-то мне казалось, что лучший показатель успеха – это деньги, но последние несколько лет убедили меня, что настоящую ценность имеет вклад в благополучие других. Я хотел тратить время на достижение максимальных результатов, а не максимальной прибыли, которая казалась естественной целью для многих людей, на которых я теперь смотрел снизу вверх. Мы стремились к разным результатам, но это не мешало нам желать, чтобы итог был максимально возможным. В нашем случае это означало детей, получивших образование, и улучшение уровня жизни.

Тем вечером я решил применять новую фразу, которая точнее отражала бы стимулы, стоящие за нашей работой. Меняя слова, которыми что-то описываешь, можно изменить человеческое восприятие. Мы слишком долго позволяли обществу судить о нас узкими рамками, совершенно не поддерживающими нашего масштаба. Я знал, что единственный способ завоевать уважение наших коммерческих собратьев – соединить наши ценности и идеализм с проницательностью бизнеса. Мы больше не станем думать о себе как о некоммерческой организации, а начнем называть нашу работу «целеориентированной».

Эта незамысловатая игра слов оказала глубокое влияние на наше внутреннее устройство. Когда мы начали разбираться с бизнес-моделью, были выявлены важные проблемы. Большой бизнес стремится сделать так, чтобы продукцию покупали быстро и просто, а мы все еще зацикливались на объяснениях мельчайших подробностей строительства школы каждому потенциальному спонсору. Прежде всего надо было сделать информацию о нашей работе более понятной. Как только мы разбили суммарные числа и упростили информацию, показав, что обучение одного ребенка стоит всего 25 долларов, строительство класса – 10 тысяч, а целой школы – 25 тысяч, люди тут же все уловили и начали понимать, какой вклад они способны внести. Общение стало более непосредственным, теперь можно было за несколько минут определить, на каком уровне человек способен заинтересоваться в участии в нашем деле.

Кроме того, мы заметили, что многие не доверяют благотворительным организациям, потому что не знают, на что идут их средства (программы, аренда офиса, зарплаты, что-то еще?). Поэтому вторым важным пунктом стало выделиться благодаря полной прозрачности и создать доверие. Мы решили устраивать ежегодные праздники и из собранных средств покрывать наши текущие расходы, а потом в течение года вкладывать 100 процентов пожертвований, полученных онлайн, в наши школьные программы. Каждый цент, собранный на нашем сайте, теперь шел непосредственно на поддержку учеников и учителей. Мы даже начали давать спонсорам, оплачивающим строительство целиком, возможность выбрать, в какой стране будет расположена их школа, и предлагаем им туда съездить, чтобы своими глазами посмотреть на открытие. Я стал проводить еженедельные открытые вебинары, на которых каждый может задать мне вопросы. Наши финансовые отчеты теперь легко найти, они не спрятаны в глубинах нашего сайта. Одна из наших основополагающих ценностей – «спонсоры должны иметь возможность выбирать, куда пойдут их деньги», поэтому мы решили позволить каждому жертвователю по его желанию вложить 100 процентов средств в конкретную область нашей работы. Люди считают, что такая открытость – как глоток свежего воздуха, и это поддерживает доверие к нам.