Плакучее дерево - Назим Ракха Страница 42

Кэрол подошла к мусорнице, нажала ногой педаль и бросила внутрь ручку.

— Я в курсе. Нэт позвонил мне сегодня утром.

Крышка со стуком встала на место.

— Верно, — сказала Ирен, — такие вот дела.

— И поэтому ты бьешь мамины чашки?

— И как долго ты простояла у двери?

— Долго. — Кэрол поставила сумочку на кухонный стол и посмотрела на сестру. — Честное слово, у тебя такой вид, будто тебя укусила змея.

Ирен сглотнула комок и оттянула от шеи горловину свитера.

— Садись, я сама уберу. — Кэрол вытерла столешницу и схватилась за швабру. — Да, пожалуй, никогда не знаешь, как реагировать на известие вроде этого. Думаешь, что можно будет вздохнуть с облегчением, а вот и нет. Не получается. Хм… — И она принялась подметать пол, качая в такт движениям швабры головой. — Правда, я надеялась, что ты сама позвонишь мне первой. Надеялась услышать эту новость от тебя.

Ирен ничего не ответила.

— Нэт сказал, будто ты не хочешь присутствовать при казни. Я правильно поняла?

Ирен кивнула. Присутствие сестры уже начинало действовать ей на нервы. Кэрол умела докопаться до правды, вытянуть любой секрет, как бы глубоко тот ни был запрятан.

— Не могу сказать, что это меня удивило. Если бы они не тянули с этим делом, а сразу же казнили бы его, все было бы иначе. А теперь тебе вряд ли интересно это видеть. Черт, не знаю, захотелось бы мне самой присутствовать при казни, будь я на твоем месте. Но Нэт очень за тебя беспокоится. Ему кажется, что ты уж слишком переживаешь за судьбу этого типа. Я успокоила его, сказала, что такого быть не может.

Кэрол бросила на пол пластмассовый совок и, придержав его ногой, смела на него осколки чашки.

— Но теперь меня начинают одолевать сомнения по поводу того, была ли я права.

С этими словами она выбросила осколки в мусорницу, а сама пронзила Ирен испытующим взглядом:

— Я спрашиваю тебя, сестрица, что происходит?

Ирен поднесла ко рту правую руку и укусила ноготь.

— Прекрати, кому говорят! Ты ведь не маленькая девочка. Живо признавайся, что здесь происходит. С кем ты говорила по телефону? И с какой стати тебе понадобилось просить, чтобы тебе что-то прислали до востребования, а не домой?

Ирен положила ладонь на стол и надавила ею на столешницу.

— Так, ерунда.

Кэрол сделала шаг вперед:

— Только не надо морочить мне голову. Даже не пытайся, слышишь?

Неожиданно Ирен ощутила себя малым ребенком, которому в голову взбрела какая-нибудь глупая затея, например прорыть подземный ход в Китай. Господи, о чем она думала, когда звонила начальнику тюрьмы? На что она рассчитывала, на что надеялась? Поехать в Орегон? Остановить казнь? Боже, да что это на нее нашло? И если ей не хватало духу поделиться с сестрой своими секретами, то как она могла надеяться, что ей хватит духу обратиться с просьбой к самому губернатору?

— Ирен, я, кажется, спросила тебя, что ты задумала?

Ирен уставилась в стол, изучая узор на деревянной поверхности, словно видела его в первый раз.

— Ты помнишь, как какое-то время назад, когда я была больна, твой муж пришел и выручил меня?

Кэрол положила совок на стол.

— Но ведь это было давно, лет шесть, если не семь назад. А почему ты спрашиваешь?

— Семь, — уточнила Ирен, сглатывая комок. — Вернее, семь с половиной. Ты помнишь число, когда это было?

— Число? Нет, конечно.

— Это было 19 марта. Шэпу в этот день исполнилось бы двадцать семь лет.

Ирен протянула руку и принялась собирать с деревянной поверхности мелкие крошки.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— В тот день мне было лихо. Но это была не простуда и не грипп.

— Что же?

Ирен впилась ногтями в стол:

— Скажи, ты представляешь себе, что такое жить с ненавистью в душе? Каждый божий день не испытывать ничего, кроме ненависти?

— Ирен…

— Не знаешь. Не имеешь ни малейшего понятия!

— Ладно, сестрица, прекрати! Ты считаешь, что я не испытываю ненависти к Дэниэлу Роббину? Что мне все равно, какое кровавое преступление на его совести? Господи, нам всем тогда было жутко — и тебе, и Нэту, и Блисс, и моей семье. Ты не представляешь, как испугались мои собственные дети, когда узнали, что Шэп убит. Этот Роббин ограбил не только вас, лишив вас сына, в некотором смысле он ограбил и их тоже.

Ирен оторвала взгляд от стола:

— Ну, это не одно и то же. Я говорю о чем-то таком, что является частью человека, как его волос или слюна. И что бы он ни делал, это никуда не денется, всегда будет вместе с ним. Спит ли он или бодрствует — разницы никакой. Он ощущает ее на языке, она щиплет ему глаза и кожу. Вспомни, у меня тогда была сыпь? Как она в считаные часы высыпала по всему телу? Помнишь? Это наружу выходила сидевшая во мне ненависть.

Кэрол поджала губы — словно застегнула рот на застежку-молнию.

— Говорю тебе, я пальцем не могла пошевелить, не думая о том, как бы я хотела придушить Дэниэла Роббина собственными руками. И это не преувеличение — не просто увидеть, как кто-то другой лишит его жизни, а сделать это самой. Я только и делала, что представляла этот миг, день за днем, рисовала себе, что я скажу ему, прежде чем всажу в него пулю. А после этого прикончу заодно и всех остальных — всех тех, кто когда-то поднял на ребенка руку, кто навлек на него страдания. Во мне не осталось ничего святого. Честное слово, Кэрол, если бы ты когда-нибудь кого-нибудь обманула, если бы ты кому-то сделала больно, клянусь, я бы убила и тебя тоже! — с жаром произнесла Ирен и вытерла тыльной стороной ладони рот. — Я ненавидела все и всех. Ты это можешь понять? Все и всех! Мою жизнь, этот дом, все, что напоминало мне о Шэпе. Все, что напоминало мне о том, как несправедливо обошлась со мной жизнь!

Кэрол протянула руку и легонько похлопала сестру по плечу:

— Ирен, дорогая, можешь мне ничего не объяснять. Мы все видели, как ты страдаешь. Да и кто бы не страдал на твоем месте? Ты прошла через настоящий ад. Ты, Нэт, Блисс, все мы. Но в последнее время ты изменилась к лучшему. Ты не такая озлобленная, и это хорошо. Нельзя ведь всю жизнь цепляться за эту ненависть.

Ирен судорожно втянула в себя воздух. Где-то неподалеку жгли листья. Этот запах разбудил в ней воспоминания о детстве, о том времени, когда они вместе с Кэрол осенью граблями сгребали листья в кучи, а потом скакали на них. Она выглянула в окно.

— Я приняла таблетки, которые ты мне дала, двадцать, а может, и все тридцать — не знаю. Но я проглотила их разом. Потому что устала так жить. Устала, понимаешь? Но ты права, я все-таки сумела выкарабкаться, потому что во мне больше не было сил ненавидеть и мне не хватило духу покончить с собой. Потому что я по натуре трусиха. Ты всегда твердила это, отец и Нэт, вы все говорили мне это, и даже если не говорили, то все равно так думали. Да, я трусиха и мне не хватает твердости духа. Тогда это был день рождения Шэпа, и я проглотила все таблетки, но меня вырвало. В тот вечер ко мне пришел Эл. Мне было плохо, но это был не грипп и не отравление, как он тогда подумал. Я просто наглоталась таблеток. Только и всего.