Кот в сапогах - Патрик Рамбо Страница 42

Дни на исходе сентября серы, темнеет рано. Лейтенант с фонарем в руке лично проводил Сент-Обена на улицу Дё-Порт-Сен-Совёр. И всю дорогу жалобно извинялся: «Тут дело в видимости, какую она мне плохую службу сослужила, а? Ведь надо ж признать, гражданин секретарь, что я только приказы выполняю, мне умничать рискованно. Как увидел буржуа на лошади верхом, где оно не положено, ну, я и задержал его, а?» Молодой человек не слушал, он теребил в кармане редингота подаренный Буонапарте пистолет и ломал голову над причиной такого неожиданного дара. Ведь генерал обычно держался сухо, подчас до демонстративности отчужденно, но это в гневе либо когда воскрешал в памяти свои итальянские познания. Сент-Обен навел справки о том, что он за человек. Тут ему помог Дюссо: когда он работал на Фрерона, тот прекрасно знал семейство Буонапарте: в Марселе, куда народный представитель прибыл с миссией, он влюбился в Паолетту, ветреную сестренку генерала; девчушка была отнюдь не против его ласк, да еще и безо всякого удержу строчила этому ловеласу, занимающему столь высокий пост, страстные записочки: «ti amo sempre, per sempre amo, sbell'idol moi, sei cuore tio, ti amo, amo, amo…» [3]и все в том же роде. Так что Фрерон рассказывал о происхождении этого клана, в который все еще надеялся войти. Там, на юге, Буонапарте — фамилия весьма распространенная, изначально это слово было именем, а то и кличкой вроде На-Бога-Надейся. Чтобы Наполеона в десятилетнем возрасте приняли в королевскую военную школу, куда брали только благородных, его отцу Карло пришлось до блеска начистить свое генеалогическое древо. Желая гарантировать сыновнюю карьеру, родитель собственноручно начертал пояснение, что его предок Джиамфардо в 1219 году принес присягу епископу Лунийскому, что Буонапарте обнаружены в Тоскане, что он сам учился в Пизе и архиепископ этого города признал его титул, однако представленный герб выглядел все-таки малоубедительным, Карло был вынужден его приукрасить, чтобы избежать унылого сочетания цветов — в результате появилось золото на лазури; на исходе XVIII столетия индустрия генеалогических подделок развивалась быстро. На самом же деле Буонапарте, похоже, были выходцами с Пелопонесса, края, где жили, притулившись на полуострове Мани, наследники древней Спарты, которые роились во Флоренции, в Генуе и близ Аяччо. Дядя генерала Агезилас Калимери — тот и вовсе был пиратом, разбойничал в Мессинском проливе, добираясь до мыса Матапан; к тому же Наполеон носил имя греческого мученика…

— Гражданин секретарь, мы пришли.

Лейтенант откланялся, отвесив молодому человеку добрую сотню поклонов, и оставил его перед распахнутыми воротами особняка Делормеля. Во дворе теснились экипажи всех видов, кучера тряслись от стужи на облучках. Весь первый этаж был освещен, изящные силуэты проплывали туда-сюда за огромными застекленными дверями или, чуть видные, мелькали за прозрачными оконными занавесками. Проскользнув между каретами и фиакрами, Сент-Обен подошел к крыльцу, где в окружении двух иззябших лакеев, воздевающих к небу факелы, поджидал гостей дворецкий. Он приветствовал Сент-Обена:

— Мадам угощает чаем, мсье, а если мсье желает видеть мсье, так он в библиотеке.

— Благодарю, Николя.

Чтобы разместить гардеробы, столы и буфеты, полные индеек с трюфелями и кровавых ростбифов, умело нарезанных метрдотелем, все ящики, мешки, мебель, безделушки и картины, предназначенные на перепродажу, переместили на верхние этажи, где Делормелям, когда те хотели добраться до своих комнат, приходилось блуждать по лабиринтам. Розали приглядывала за всем. И всем улыбалась. При виде Сент-Обена эта улыбка продержалась у нее на губах, но она была предназначена для общей композиции, поскольку дама заговорила с ним жестко, хоть и продолжала строить глазки и заговорщицки-дружественно приветствовать то офицера в парадном мундире, то богиню дешевого пошиба, подобно ей самой, не столько одетую, сколько раздетую при помощи шелкового муслина. В тот вечер волосы Розали имели цвет воронова крыла и сплошь в крутых завитках:

— Я так тревожилась…

— Ты родилась тревожной.

— Где ты прятался три дня и три ночи?

— Секция Лепелетье объявила, что работает без перерывов. Я там был, и если прятался, то очень плохо.

— Ты и спал там?

— Мы спали по-солдатски, на походных кроватях, каждый в свой черед, и всего-то часок-другой.

— Ты, наверное, ужасно грязный!

— Ну само собой, там же сплошные танцы до упаду.

— Весьма сожалею.

— Да послушай, Розали! Армия разбила лагерь у ворот Парижа!

— Чтобы защитить нас от бесчинств. Я в этом не вижу никакой беды.

— Ты ничего не видишь! И ничего не знаешь! Сумасшедшая…

— Менее сумасшедшая, чем ты, милый мой, — произнесла она с легким пренебрежением, но теперь на ее губах снова проступила светская улыбка.

На его пути оказалась группа гостей, они пили чай и болтали, собравшись возле буфета. Он растолкал их так, что чай выплеснулся на ковер, и выскочил из салона. В конце коридора он бесшумно открыл дверь библиотеки. На полках штабелями громоздились сплошь одни скандальные сочинения в красных сафьяновых переплетах. В камине пылали сложенные крест-накрест поленья, а напротив в вольтеровском кресле восседал народный представитель Делормель, в левой руке держа открытую книгу, а на коленях — свою служанку. То ли дрова горели слишком жарко, то ли он возбудился сверх меры, но только физиономия у него раскраснелась, да и по голосу было слышно, что он запыхался:

— Героиня этой книги похожа на тебя, Кристин.

— На меня-то? Да чем же, сударь?

— Сельская девушка, говорит с акцентом своей провинции.

— Я родом из Парижа.

— Здесь тоже есть свой акцент, в Париже. Ладно, оставим это. Ты просто вообрази: мы в Лондоне, на маленькой улочке, перед нами Ковент-Гарден. Фанни встречает одного джентльмена. Сейчас прочту. Здесь ее собственный рассказ: «Тогда он просунул руку мне под шаль, нащупал грудь и осторожно потеребил ее…»

— У меня нет шали, мсье, а ваша рука, она ведь там, ниже, щупает у меня под юбками.

— Ты ничего не смыслишь в литературе!

— Литература? А что это такое?

— Да вот это же самое! «Дева веселой жизни», издание тысяча семьсот пятьдесят первого года, перевод с английского.

— Англичане, они ж для нас…

— Ступай! Займись своими обязанностями!

Кристин поспешно оправила юбки и убежала в кладовку.

— Идиотка! — проворчал Делормель.

Сент-Обен кашлянул. Депутат обернулся:

— Ты? Ты что же, был здесь?

— Господин Делормель, вы должны дать мне объяснения.

— Если это все, что я тебе должен, идет. Этот товар не слишком дорог. Я тебя слушаю.