Халтурщики - Том Рэкман Страница 41

— Мне показалось, что вы не хотели брать меня с собой.

— О боже, ты что, шутишь? Я лишь хочу, чтобы репортаж опубликовали в новостях.

— А террористов вы встретили?

— Еще каких, — он делает паузу. — Ну, они, правда, еще не в Аль-Каиде, но уже на очереди.

— Они там что, заявки подают?

— Да-да. С ОБЛ в этом плане засада.

— Кто такой ОБЛ?

— Осама, — отвечает он. — Я не так-то уж близко с ним знаком. Мы всего раза два виделись. Еще в Тора-Боре. Хорошие были времена.

— А какой он?

— Высокий. Это сразу бросается в глаза. Не ступи он на неверный путь, мог бы стать профессиональным спортсменом. В этом-то и трагизм — такой талант профукан. Ну да ладно. Что меня бесит в МВПТ, так это невежество. Не пойми меня неправильно — я против любых форм экстремизма. Я лишь скромно уповаю на то, что люди следят за моей работой и слышат крик души, рвущийся из каждой статьи.

— А о чем этот крик?

— Не против, я доем хумус?

Уинстон кладет на стол три папки бумаг.

— Тут почти все, о чем вы спрашивали. Там есть содержание и указатель.

Снайдер жует, не поднимая глаз.

Уинстон предпринимает еще одну попытку.

— Оставить их тут?

— Забери их себе, парниша. Мой тебе подарок.

— Вас что, не интересует расследование?

— Чувак, ты что, не читаешь газету? Статья уже вышла.

Уинстон пытается осмыслить услышанное.

— Я стал соавтором статьи, которую даже не читал?

— Ты же сказал не подписывать статью твоим именем. Ты же вроде писал это по мылу или что?

— Не было такого.

— Было. Поскольку, типа, очевидно, что это исключительно мой материал и все такое. — Его рука пикирует на баклажанную икру Уинстона. — Так что, ты теперь фрилансить будешь?

— Ну, я все еще надеюсь получить эту внештатную должность.

— Где?

— В газете.

— Они что, тебе не сказали? Мне так неловко, — говорит Снайдер, — типа, я теперь их человек в Каире. — Он открывает телефон, смотрит, не звонит ли он кому, и закрывает. — Entre nous, я за это взялся, только чтобы убить время. Где-то через год я свалю отсюда. «Нью-Йорк таймс» наверняка захотят отправить меня в Багдад. Мы пока не связывались, но за год-то они позвонят, зуб даю. В каком-то смысле так даже круче — Ирак к тому времени, возможно, развалится, и это будет шикарно смотреться в моем резюме. — Приносят счет. Даже не посмотрев на него, Снайдер спрашивает: — Кто заплатит?

Уинстон неохотно достает кредитку.

— Дружище, это так мило с твоей стороны. Я бы без проблем расплатился, но раз уж ты вызвался.

— Вообще-то для меня это проблема. Я же остался без работы.

— О боже, тогда особенно круто, что платишь ты.

Снайдер по-хозяйски направляется к дому Уинстона, отпирает дверь и плюхается на кровать животом вниз.

— Снайдер?

— Да?

— А что случилось с моим ноутбуком?

— Каким ноутбуком?

— Который вы забрали.

— А когда ты его видел в последний раз?

— У вас в руках.

— Нет, чувак, я в этом сомневаюсь.

Уинстон не спит почти всю ночь, сгорая от желания убить этого бабуина-узурпатора. Но перспектива оказаться в каирской тюрьме сдерживает его, так что вместо этого он начинает придумывать колкости, которые выскажет ему на следующее утро.

Но на рассвете, когда Снайдер поднимается и начинает скакать по квартире, Уинстон лишь молча смотрит на него с тихой ненавистью, так окончательно и не пробудившись. Снайдер сообщает, что какая-то активистка предложила ему слетать в Дарфур закрытым рейсом. «Настроя нет никакого», — объявляет он. Собирает вещи и уходит, даже не поблагодарив.

Уинстон растягивается на кровати, которая еще не успела остыть, и закрывает глаза. Он вспоминает общение со Снайдером и клянет себя за трусость. Около часа он вертится в постели, потом встает, вознамерившись убраться из этого города.

Поначалу эта мысль его расстраивает, но потом он приободряется — он же хотел уехать из Каира, как только прилетел сюда. Стоит ли сообщить об этом в редакцию? Они хоть знают, что он тут? За все время, что он провел здесь, ни Мензис, ни Кэтлин, ни кто другой с ним не связались.

Осталось лишь поменять обратный билет, собрать вещи и отдать Зейне ключи. Уинстон приглашает ее на обед, чтобы отблагодарить ее за все, обещая себе, что даже не упомянет Снайдера. Но этот бабуин то и дело всплывает в разговоре.

— Я одно о нем могу сказать, — говорит Уинстон, — цитаты он хорошие достает. У меня, конечно, опыт совсем незначительный, но никто ничего особо интересного не сказал.

— Цитаты? Говорят, что они у него бывают крайне приблизительными.

— В смысле?

— Ну, разве талибанские боевики скажут что-нибудь вроде: «Нехило мы их разбомбили, а теперь давайте надерем задницу Северному альянсу»?

— Не могу судить. Я ни с кем из Талибана не общался.

— Честно говоря, он отличный репортер, он всегда лезет на передовую, по-своему безбашенный.

— Знаю. Я однажды видел, как он разговаривал с человеком из министерства внутренних дел на Хан-эль-Халили. Снайдер пристал к нему, мне показалось, что он был довольно груб. Но в итоге он получил материал для статьи.

— Хорошие манеры и репортерский талант вещи взаимоисключающие, — поясняет Зейна. — Ну, я слегка преувеличиваю.

Она старше Уинстона лет на десять, и он от нее в восторге — Зейна такая собранная и столько всего знает. Он думает о том, не удастся ли ему после ужина ее поцеловать. Он не видел, чтобы в Каире люди целовались на улице. Где же ему попытать счастья?

Но опять же, набросится он на Зейну, и что дальше? Она пугает его и в одежде. Но его слабая надежда угасает, когда она говорит:

— Ты же знаешь, что между мной и Снайдером кое-что было?

— Да? — небрежно бросает Уинстон. — Что же?

— Небольшая интрижка. Ну да ладно.

Это же выражение Снайдера, холодея, понимает Уинстон.

— То-то я думаю, откуда ты столько о нем знаешь.

— В целом это была плохая идея. Но он соблазнительный.

— Снайдер соблазнительный?

— Я же тебе говорила, — объясняет она, — он сексуален. Но скажи мне лучше, мистер Чан, как тебе твой журналистский опыт — полный кошмар?

— Не совсем.

— О, хоть что-то тебе понравилось?

— Работать в библиотеке, — отвечает он. — Я, похоже, предпочитаю книги людям — первоисточники меня пугают.