Польско-русская война под бело-красным флагом - Дорота Масловская Страница 41

Тут раздается отрыжка, и я замечаю, что приводящая меня в движение сила — это Левый, который дружески поддерживает меня под мышку и за пояс. Мы передвигаемся, а улица стоит на месте, кроме тех небольших фрагментов, которые состоят из прохожих, — это я тоже замечаю. Но откуда я здесь взялся, на эту тему мои воспоминания кристаллизируются действительно как-то очень медленно, но по-любому это был какой-то из этапов телеигры: куда я хочу попасть после смерти, в ад или в рай, а я, наверное, неосторожно нажал не на ту кнопку и выбрал неправильный ответ, но теперь я уже опять в студии, вместе со всеми, всё на месте, бока не поджарены, и я могу даже ходить, если очень постараюсь. Хотя вдруг я начинаю бояться, что мне был задан вопрос про гомосексуализм, и отсюда эта неловкая сцена с его рукой на моей талии.

— Ты чего ко мне прижимаешься? — возмущаюсь я, единогласно отметив, что могу уже вполне говорить, хотя, к примеру, слюны у меня во рту нет. Из-за полной мелиорации ротовой полости я чувствую легкий скрежет шарниров.

И тут я нечаянно привожу в действие гром и молнию со стороны моего, что бы там ни говорить, а все же приятеля Левого. Который вдруг доводит все, что было, до моего сознания тоном довольно-таки вульгарным и без капли милосердия. Что он не знает, чем я обдолбался, но кумар у меня был тяжелый. Отъехал я круто, просто улёт по полной программе, меня так торкнуло, что и на тот свет недолго, вот я и ехал автобусом на тот свет. Левый говорит, что мое счастье, что он на этом автобусе как раз в ту сторону ехал, что он мой приятель и друг, иначе бы мне полный каюк, наркодиспансер и детокс или даже полная смерть, потому что я был в таком состоянии, что три случайных пассажира и одна пассажирка женского рода должны были помогать ему вытаскивать меня из автобуса на нужной остановке, позор на весь город а кроме того, я своей слюной загадил ему мобильник, я извергал ее буквально на все, такое было впечатление, что я просто дышу слюной. А в конце он подчеркнул тот факт, что ему пришлось заинвестировать в мою пользу нехилый децильчик амфы мне в десны, чтобы я шел более по-человечески, а я вместо благодарности на него наезжаю с какими-то педерастическими наклонностями, тогда как он по собственной воле скорее кота возьмет под руку, потому что я вообще не в его вкусе. А еще вроде, что, когда он втирал мне децил в десны, я ему загадил слюной еще и рукава куртки по самые локти, и он мне теперь демонстрирует какие-то мокрые пятна, но, по-моему, это он раньше просто свои вещички простирнул, а теперь мне лапшу на уши вешает.

Я ему хотел на это что-нибудь ответить, чтобы отцепился, потому что принять для успокоения истрепанных нервов сибазон и панадол — это еще никакой не грех, чтобы каяться в нем на Страшном суде дяде Левому, который тоже в данном вопросе не без греха, сам любитель снифа, и вообще. Но я не могу ничего сказать, потому что он все время тарахтит без задней памяти, а что именно, я уже не понимаю. Что трали-вали, что, если бы они знали, что я на эту новость так зареагирую, они бы мне лучше вообще ничего не сказали, тишина залог спокойствия.

— Типа на какую новость? — говорю я ему вдруг врасплох.

— А ты что, не слышал? — спрашивает он тогда у меня, как у последнего отморозка. — Ты что, не слышал, что Магда не выиграла конкурс Мисс?

Тут я начинаю просекать, что кто-то воспользовался моим духовным отсутствием в городе и провернул какую-то аферу и что вся эта фигня у меня в голове в логическую и ясную картину не укладывается. Вот, на одну минуту человек немного отвлекся, на одну минуту исчез, пустил дела на самотек, и тут же кругом бардак и эпидемия в супермасштабе.

— Как это не выиграла? — говорю я. — Как это не выиграла, если должна была выиграть?

— Должна, должна! То, что она должна, еще ничего не доказывает. Этот нечистый на руку председатель жюри что-то задолжал Шторму, ну, тому, который типа большая шишка, у него еще песочные акции и журнал «Польский песок». Ну и выиграла Наташа, которая приехала со Штормом в его машине, а еще с ними была какая-то трехнутая металлистка, так она получила титул «Мисс зрительских симпатий», хотя сто пудов, что ни один нормальный мужик ее по-трезвому бы не трахнул.

Я на это молчу, потому что, когда я трахал Анжелу, я был на кайфе, так что уравнение сходится, что не значит, будто я хочу сейчас это обсуждать, потому что не хочу, потому что должен подчеркнуть, что чувствую себя категорически плохо, особенно сибазон мне типа отрыгивается.

Ну, и идем мы, значит, типа к амфитеатру, типа в ту сторону, но куда-то не туда. Потому что по-любому, но что Левый типа мирно настроен, не скажешь. Я даже подозреваю, что он сам себе нехило из той амфы, что мне отжалел, хапнул, позаимствовал из моего децильчика, которым меня спасал от широкомасштабной апатии и бессилия. За что ему, конечно, честь и хвала, вылечил меня от погибели, но себе отхватил очень уж чересчур, потому что глаз у него дергается с такой силой, будто моргать одним глазом — это его личная, любимая, навязчивая идея на почве невроза. Если бы он участвовал, например, в соревнованиях по морганию, кто быстрее моргает, то точно бы выиграл. Моргать глазом — профессиональный навык, любимое занятие в свободное время, чреватое прогрессирующей зависимостью от моргания.

Он весь на нервах. Ясно как день, что у него руки чешутся врезать хоть кому-нибудь, даже если это буду я. Несмотря на то, что, во-первых, он мой приятель и друган, во-вторых, трахнул мою девушку, и явно не один и даже не два раза, а в-третьих, в пользу моего летального исхода он израсходовал целый чек, значит, ему теперь меня убивать невыгодно, товар он назад все равно не получит, черт-те что, такая серьезная инвестиция, а прибыли по нулям. Но на всякий случай я стараюсь идти не так чтобы очень к нему близко.

— Сушняк замучил, блин, — говорю я ему, добывая голос откуда-то из залежей сухой слюны в кристаллах. Если бы я, к примеру, не был такой культурный, я бы сплюнул как последний хам. Но я этого не делаю, потому что боюсь, что на тротуар упадет моя слюна в кубиках или, того хуже, в пачках или даже в рулонах. Я задумываюсь, не из-за женатого ли товара от Варгаса вся эта хрень. Потому что этот хмырь всегда хранит амфу внутри ботинка вместе с неизвестно какой дрянью, и из-за этого отравиться в наше время — проще простого. Теперь я, возможно, даже умру тут в муках, потому что всю свою жидкость недавно выплюнул Левому на куртку, и теперь во мне нет ни капли воды, а кровь в виде порошка пересыпается направо и налево из одной жилы в другую.

— Ну так пей, бля, и не баклань, — говорит мне Левый прекрасную жизненную мудрость, крылатое слово и пословицу на всю жизнь, просто в рамочку оправить и на стенку. Из лужи я типа пить не буду, так? — угрюмо отвечаю я ему, потому что шутить, разгадывать ребусы и загадки у меня нет настроения. Тут он типа сжалился, потому что, как ни крути, а это он проставил товар, и он теперь у нас бог и мажордом, он заказывает музыку, поэтому мы идем в Макдоналдс. Мы входим туда как двухчленная команда имени Матери Амфы. Большую колу, сурово говорю я кассирше без всякой лажи. Она подозрительно высовывается из-под своего суперфирменного козырька, после чего не менее подозрительно готова от одного нашего вида заклеить кассу пластырем. И не менее подозрительно она идет куда-то вглубь. Левый так возбужден, что начинает сличить в адрес этой кассирши разные вещи, хотя, честно говоря, она без шансов услышать его базар из своей фирменной подсобки, особенно потому, что ее фирменные уши прижаты и замкнуты фирменным козырьком.