Ибо сильна, как смерть, любовь… - Инна Карташевская Страница 41

Дом, в котором находилась моя старая квартира с портретом, решили пустить на слом и построить на его месте новое современное здание. Хозяин позвонил мне и расторгнул наш договор. Мне пришлось забрать Портрет домой. Сейчас я довольно успешно прятал его у себя в кабинете за книгами. Туда редко кто-то заходил кроме меня. Приходящей служанке, убиравшей там по утрам, было строжайше запрещено трогать книги, и дети и моя жена, тоже знали, что я храню там важные бумаги и заходить в мой кабинет, а тем более, что-то трогать там нежелательно. Конечно, мне было бы гораздо спокойнее, если бы я мог запереть Портрет в сейфе, но в том-то и дело, что он не мог находиться в сейфе. Я не забыл, как он дважды разбивал стекло на своей раме, а что будет, если я запру его в сейф? Я представил, как он ночью с грохотом разносит его на мелкие кусочки и невольно поежился. Да, сейф отпадает. Самое лучшее, что я мог для него сделать, это снова снять маленькую квартирку и повесить его там на стену, вдали от всяких любопытных глаз. Я уже обращался в несколько контор по недвижимости с просьбой найти мне что-нибудь подходящее, но сейчас трудно снять маленькую квартиру. Старые дома сносят, а в новых почему-то не строят однокомнатные или даже двухкомнатные квартиры. Наверное, подрядчикам это не выгодно. В общем, мне пообещали подыскать что-нибудь, но это требовало времени.

Я решил, что, когда приеду, то серьезно займусь этой проблемой, а пока лучше об этом не думать. Сегодня меня ожидают только приятные вещи и лучше думать только о них. Я подхватил свой кейс, вышел из машины и пошел домой. В гостиной моя жена вместе с приходящей прислугой вынимали из шкафов посуду и столовые приборы, готовились к предстоящему обеду. Увидев меня, она подняла голову, и ее глаза радостно вспыхнули. Ну, да, вот уже двадцать лет я прихожу каждый вечер с работы домой, и моя жена до сих пор радуется, когда видит меня.

Я подошел к ней и с удовольствием поцеловал подставленные мне губы. Конечно, за эти годы она немного изменилась, слегка поправилась, но по-прежнему оставалась хорошенькой и в моих глазах очень привлекательной.

— Тебя покормить? — озабочено сморщив носик, спросила она.

— Спасибо. Но я был на деловом ланче и могу потерпеть до обеда.

— Тогда, если ты не очень устал, можешь переодеться и начинать помогать нам, — распорядилась она.

— Хорошо. — кивнул я. — А только где же наши дети? Они не собираются нам помогать?

— Ой, они ужасно заняты, но скоро придут, — засмеялась она. — Они купили нам подарки, какие-то очень особенные, и это ужасный секрет. Поэтому они побежали к тебе в кабинет прятать их.

Меня словно по голове ударило. В кабинете Портрет, что будет, если они найдут его.

Очевидно, я переменился в лице, так как Стелла испугано посмотрела на меня.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Ну, что ты, — я постарался выдавить из себя улыбку, — со мной все в порядке.

— Но ты побледнел, у тебя даже губы стали синие. — продолжала беспокоиться она.

Я постарался взять себя в руки и снова улыбнулся ей.

— Я схожу наверх, переоденусь, — уже на ходу сказал я, и еле сдерживаясь, чтобы не побежать, стал подниматься в свой кабинет. Когда я открыл дверь, то сразу же увидел две склоненные над столом головы. Я подошел ближе, они оба, как зачарованные, смотрели на Портрет. Я чувствовал себя словно в страшном сне. То, чего я больше всего боялся, случилось. Моя самая страшная тайна вытащена наружу. И смотрят на нее не кто-нибудь, а мои дети.

— Папа, где ты взял этот ужасный портрет? — подняв голову и увидев меня, спросила Джульета.

— И почему ты хранишь его в кабинете, засунув за книги? — прибавил сын.

Они оба вопросительно смотрели на меня, а я стоял и не мог придумать, что им ответить.

— Этот портрет я нашел в сундуке своей бабушки, — наконец, выдавил из себя я свою старую ложь. — И с тех пор я держу его как память о ней. Он не представляет из себя никакой ценности, поэтому я его не вешаю, но выбрасывать его я тоже не хочу. Пусть лежит себе здесь, — как можно небрежнее прибавил я, и протянул руку, чтобы его забрать.

Но не тут-то было. Мой глазастый сын, видевший себя в мечтах знаменитым художником, уже успел заметить натренированным взглядом зеленовато-голубоватое пятнышко в правом верхнем углу.

— Смотри, — возбуждено сказал он, указывая туда. — Под этим портретом что-то есть. Видишь, кто-то уже пытался смыть его. Этот голубовато-зеленоватый тон очень похож на фон Джоконды. Он характерен для великого Леонардо да Винчи. Может быть, под этой картиной спрятан шедевр. Ты представляешь, если там действительно да Винчи?

— Ой, — пискнула Джульета, глядя на него во все глаза, — так чего же мы ждем? Давайте скорее посмотрим.

Я почувствовал, что у меня внутри все похолодело. Вот она, расплата за мои грехи, и расплатиться я должен буду своими любимыми детьми. Ну, уж нет, этого я не допущу.

— Вы немедленно оставите эту картину в покое, и более того, забудете о ней на всю оставшуюся жизнь, — резким голосом сказал я им. — Я не разрешаю вам даже дотрагиваться до нее.

— Но, папа, — попытались было возразить они, — ты же сам сказал, что она никакой ценности не представляет, почему бы нам…

— Нет, — все также резко, повысив голос, перебил их я, — Я все сказал. Картина останется такой как была. А вам я, между прочим, не разрешаю заходить в мой кабинет и трогать мои вещи.

Они замолчали, изумлено глядя на меня. Таким они меня не видели ни разу в жизни. Мы с женой очень нежно любили их, и я ни разу не разговаривал с ними таким тоном. Я понимал, что обидел их, но дикий страх заставлял меня быть таким суровым.

Поняв, что меня не переубедить, они пожали плечами и пошли к двери. Я смотрел им вслед и заметил, что у самого выхода они заговорщически переглянулись и понял, что опасность не миновала. Как только мы с женой уедем, они тут же возьмутся за Портрет. Что же делать? Его ни в коем случае нельзя было оставлять в доме. А куда же его деть? Я лихорадочно пытался придумать выход из положения. Каким же легкомысленным дураком я оказался. Нужно было соглашаться на любую квартиру для этого монстра. А теперь я уже ничего не успею.

Я сел за стол и сжал голову руками. Куда же его девать? Единственное, что приходило мне в голову, это отвезти его в наш летний домик на море. Мы приобрели его, когда дети были маленькими, и жена вместе с ними проводила там самые жаркие месяцы летом. Тогда дети любили там бывать, но позже, когда они выросли, им стало там скучно, и они старались долго не задерживаться в тех местах, а лучше ездить в молодежные лагеря. Теперь мы проводили там едва ли две недели. Конечно, мне и раньше приходила в голову мысль отвезти туда Портрет, но там проводили лето семьи, с которыми мы успели хорошо подружиться, и дети которых выросли на наших глазах. Как же я мог бы подсунуть им этого жестокого убийцу. Да, он за лето убьет там столько народу, а ведь это были милые хорошие люди. Да, я знал, что он продолжает убивать. Видимо, это было одно из условий его существования. Не могу сказать, что я относился к этому спокойно, но он охотился обычно далеко от нашего дома, и погибшие были для меня просто какими — то абстрактными людьми. Другое дело, когда там на берегу у него не будет большого выбора и погибать начнут наши друзья, или, что еще хуже, их дети. Я сидел и думал, думал, но мне больше ничего не приходило в голову. Что ж, придется все-таки отвезти Портрет в летний домик. Временно, конечно. Как только мы вернемся, я тут же сниму квартиру. Будем надеяться, что за две недели он не успеет никого убить, а если это все-таки случится, что ж, пусть это будут чужие дети, а не мои.