Тяжело в учении, легко в бою - Ирвин Уэлш Страница 41

Тут сзади донесся гул мотора. Сердце у меня ушло в пятки, я сразу понял, что это полиция. Из машины вышел патрульный и направился ко мне развязной походочкой Джона Уэйна. Кажется, его задело, что я не принял его за первоклассного засранца, так что обратился он ко мне, не снимая темных очков:

– Превышаем?

– Сэр, я не заметил…

– Ваши права и документы на машину.

Я понял, что спорить бесполезно и достал бумаги. Коп снял очки, чтобы лучше разглядеть все сведения и улыбнулся. Сельское быдло – ничтожный мутант со свинячьими глазенками и куриным сердечком, а сойти пытается за своего парня.

Он обернулся на оставшегося в машине напарника, толстяка, который что-то жевал, кажется, тако (я вспомнил, что через пару миль у дороги есть забегаловка «Тако-Белл»). Тот бросил на меня взгляд, который красноречиво пообещал: «Если мне придется оторвать свою жирную задницу от сиденья, ты, парень, влип».

– У нас тут, похоже, проблемка. – Джон Уэйн осклабился, выставляя напоказ крупные зубы в коронках. – Койот, понимаете ли, в списке охраняемых животных. Значит, бумагомарания не оберешься, все эти зеленые на уши встанут. Куда едете, мистер?

– Недалеко, в Локсбридж. Я…

– Отлично. Это в соседнем округе, вне моей юрисдикции.

Вы, скажем, возьмете койота, запихнете в багажник вашей чудесной просторной машины и потом, когда пересечете границу округа, ну, можете для порядка несколько миль проехать, скинете его на обочину. А я вернусь к исполнению своих обязанностей, чего и ждут от меня честные граждане.

– Я…

– На том бы и порешили. Что скажете?

Я сглотнул, и ненависть отозвалась в желудке вкусом дешевого виски.

– Хорошо, сэр. Спасибо.

Засранец херов. Ни один штат койота в список охраняемых животных вносить не станет; с тех пор как всех волков перебили, в этих местах койоты кишат что твои белки в Центральном парке. Разумеется, мы оба это знали; гребаный ублюдок попросту решил на мне оторваться.

Спорить было бесполезно, я бы только на ночь в кутузку загремел, так что я подошел к койоту и ухватил его одной рукой за передние лапы, а другой – за задние. Я не самый слабый парень: пять футов десять дюймов роста, сто восемьдесят фунтов живого веса, но на жаре с неудобной ношей мне пришлось нелегко. Мерзавец-коп украдкой оглянулся и, убедившись, что свидетелей нет, помог мне запихнуть тушу в багажник.

Вернувшись к машине, в которой толстяк, тряся головой от омерзения, продолжал набивать кишки жратвой, Джон Уэйн издевательски отдал мне честь:

– Поосторожнее на дороге. Приятного пути.

– Большое спасибо. – Я стиснул зубы и улыбнулся.

В багажнике у меня труп, и на такой жаре он начнет вонять еще до того, как я доберусь до границы округа. Я был вне себя от ярости. Интересно, как поступил бы Хэллидей? Может, как настоящий стоик, мятежный герой собственных фильмов, провел бы ночь в местной тюрьме, чтобы выйти, бросив напоследок чертовски умное замечание? А может, поступил бы также, как и я? И тут меня осенило. Посмотрим, что выйдет у Иоланды.

Я ехал очень медленно, еще не отошел от стычки с копом. Граница округа осталась далеко позади, но я не останавливался до самого ранчо. Ворота были открыты, и я подъехал к крыльцу как можно ближе. Настоящее пекло. Иоланда открыла дверь, я шагнул на порог, оперся о косяк, и тут из ниоткуда шмыгнула ящерка, пронеслась у меня по руке и вылетела на стену. На мгновение застыла, качнулась на жаре и юркнула в щель в стене, будто втянулась в вакуум.

Сегодня меня встречала куда более трезвая Иоланда.

– Рэй, мне так стыдно за тот вечер…

– Это ваш дом, здесь вы можете вести себя, как вам заблагорассудится, на меня внимания не обращайте. Я вам рассказывал про свои проблемы со спиртным, так что не мне судить, – успокоил я ее.

Это правда; мне порой не верится, что я выбрался из Лос-Анджелеса живым и невредимым, разве что печень немного пострадала. И вот теперь возвращаюсь – трезвый и готовый работать не покладая рук.

– Но это было невежливо с моей стороны. – Она коснулась моей руки, и здесь, в потоке холодного воздуха, я поежился от этого прикосновения. – А из-за всех моих чучел ты наверняка решил, что я со странностями.

– Ну что вы. Кстати, я вам кое-что привез.

Я пригласил Иоланду следовать за мной. Мы шагнули за дверь, и жара в два счета выпила из меня прохладу. Сквозь обжигающее марево я с трудом добрел до «лендкрузера» и открыл багажник. Койот уже начал вонять, но Иоланду это не смутило.

– Красавец! Просто красавец! – восхитилась она. – Если хочешь, помоги мне его освежевать. Живо, надо перенести его в дом.

– Простите?

Я стоял, почесывая задницу, а Иоланда нажала на кнопку, и двери огромного гаража распахнулись. Она схватила тележку, которая больше походила на больничную каталку – легированная сталь, крупные колеса с резиновыми шинами. Высота тележки регулировалась: с помощью специальной рукоятки Иоланда опустила ее до уровня багажника, чтобы мне легче было перекинуть койота. Туша размякла на жаре и еще не успела окоченеть.

– Освежевать – значит снять шкуру с трофея, – пояснила хозяйка, пока мы вкатывали тележку в дом.

Пока я остывал, Иоланда сбегала в подвал и принесла отрез белого льна, который расстелила прямо на кухонном столе. Следуя ее указаниям, я с трудом перетащил койота с тележки на стол.

– Самая тонкая работа вокруг глаз, носа, губ и ушей, эти места лучше оставить профессионалу.

– Я и не претендую, мадам, будет лучше, если вы сами все сделаете.

Я поднял ладони к лицу и почувствовал исходивший от них запах мертвого животного.

Иоланда снова спустилась в подвал и вернулась с алюминиевым ящичком для инструментов.

– Беда в том, что охотятся часто на жаре, и не всегда удается правильно охладить шкуру. Многие трофеи портятся в первые несколько часов. Как только животное погибает, бактерии тут же принимаются за работу. – Она открыла ящик: там обнаружились бензопила, несколько острых ножей, смахивающих

на хирургические скальпели, а также пластиковые бутылочки с какой-то жидкостью, причем от некоторых исходил запах спирта. – Жаркая и влажная среда идеально подходит для бактерий. Шкура портится – так же как и мясо. Поэтому внизу у меня большой холодильник. Давно он погиб?

– Час с четвертью, около того. Я его сбил в округе Кейн.

– Значит, придется поторопиться, – пробормотала Иоланда.

Она вытащила нож, и на мгновение мне показалось, что она собирается засунуть его мертвому койоту в задницу.

– Это дорсальное свежевание, – пояснила она, делая разрез от основания хвоста до самой шеи.

Черт побери, она умудрилась одним движением освободить от шкуры почти всю тушу, внутри остались только голова и лапы. Крови почти не было. Послышался кошмарный хруст ломающихся костей, и я вздрогнул, когда Иоланда отделила голову от тела инструментом, больше всего похожим на гигантские щипцы для орехов. Я отшатнулся, а она все продолжала возиться с койотом, словно чистила апельсин, попутно меня просвещая: