Очаг - Роман Гребенчиков Страница 41

Дождь. Вот чего не хватало Пегреме и лично мне! Дождь! В нескончаемую жару необходимо было ворваться холодному ветру и сильному ливню. Кому-то необходимо было остановить огонь, распространявшийся от сгоревшей деревни. Кому-то необходимо было создать на мне имитацию слёз, что скорбели по погибшим. И этим «кем-то» был дождь.

В деревне ничего не менялось – народ всё так же чем-то был занят: одни рыли могилы для погибших, другие изготавливали хоть какое-то подобие жилья на первое время. Все были чем-то заняты. Кроме меня. Я сидел напротив тела сгоревшего заживо Кузнецова. Единственный, кто составлял мне компанию, – это его сын, который находился возле меня и плакал. Успокаивало то, что хоть в больном разуме я был способен сочувствовать.

– Может, хватит себя карать за случившееся? – Рядом со мной образовался Антон.

– Не хватит. Это не первый человек, на месте которого должен был быть я. Хорошие люди умирают, а такие мрази, как я, остаются. Вот что несправедливо, а не вот это! – Я махнул рукой на Кузнецова.

– Видимо, твой путь ещё не окончен. – Антон сел рядом с нами.

– А где он, конец?

– А это уже зависит только от тебя.

Всё зависит от меня. Смерть Кузнецова из-за меня. Смерть Кирка из-за меня. Смерть посетителей «Очага» из-за меня. Моя семья тоже страдает из-за меня.

– Я устал. Устал приносить боль и страдание людям. Устал быть обузой. Устал от бессмысленного существования. Я не знаю, что делать дальше.

– Возвращайся к семье. Так точно поступим мы. – Его взгляд переключился с меня на пустоту, а если быть точнее – на мальчика. – Прекратим борьбу с болезнью и вернёмся к нашей дочери. Пускай она побудет лучше с матерью, чем без неё.

– А моей дочери лучше будет без меня.

– Подумай получше над этим и начинай собираться туда, куда считаешь нужным. До Беломорска осталось чуть-чуть. Не задерживайся. Лучше вернись домой.

– Легко сказать. Осталось выбраться из этого ада.

– Вот я и говорю: собирайся. Многие, включая нас, уезжают. Не все согласны оставаться и строить всё заново, да ещё под командованием Максима.

– А мне показалось, что его поддерживают.

– Всё произошло на эмоциях. Сейчас народ приходит в себя и осознаёт, какой ужас произошёл.

И этот ужас был из-за меня.

Мы втроём сидели у берега и смотрели на озеро – на тихую гладь воды, аккуратно бьющейся о камни.

– Хватит залипать! – Антон хлопнул меня по плечу. – Корабль отправится через час. Так что собирай то, что осталось.

– Спасибо.

– За что? – Он уже стоял надо мной и хотел уходить.

– Ты всю дорогу мне помогаешь. Довёз до Петрозаводска. Помог с Аней. И здесь.

Он улыбнулся и ушёл. Я же остался один – только я и воображаемый спутник. Больше смущало отсутствие Кирка. Неужели вина за убийство мальчика перевесила вину перед братом? У меня не получалось разобраться в своём внутреннем мире – то, что я чувствовал, и то, что создавало моё воображение, отличалось. И это беспокоило больше всего.

Антон был прав: пора уже было идти за остатками своих вещей, а точнее – за урной с моим братом, ведь остальное из сумки не уцелело в пожаре.

Мальчик плёлся за мной на другой конец деревни, к бывшим баракам. По пути ветер иногда обдувал нас, напоминая о горящем вдалеке лесе. Пора было уже уезжать – вкус гари во рту с каждым часом становился всё неприятнее.

Сумка была там, где я её оставил, чего не скажешь о теле Кузьмича. После суда Максим в первую очередь скомандовал выкопать общую могилу для Писцовых. Он провёл скромную панихиду с небольшой речью. По нему сложно было сказать, скорбел он по ним или нет, но навряд ли планировал занять место Кузьмича таким образом.

Взяв в руки сумку, я увидел неподалёку металлический отблеск. Пистолет Миши. Тот самый, которым мне угрожал Кузнецов. Смерть была так близко от меня, но опять забрала не того. Я поднял оружие с земли и убрал за пояс, скрыв рубашкой. Миша был бы рад вернуть его.

Сын Кузнецова не покидал меня. Сын… Я испытывал к себе отвращение, что не помнил его имени. Кузнецов написал его на фотографии, но я совсем забыл его. Алексей? Антон? Или Александр? Я не знал никого из тех, кто погиб в «Очаге». Когда случилась трагедия, меня волновало совсем другое. В моей голове было только одно имя – Кирк.

Пора уже было завершить эту главу своей жизни. Финальную главу.

Спустя час жители деревни, решившие покинуть Пегреме, собрались у причала, точнее – у того, что осталось от него после пожара. Тот же лайнер, что привёз нас, бросил якорь неподалёку. Людей, покидающих деревню, хватило, чтобы заполнить все каюты. Даманины, как и планировали, возвращались домой. Я не стал подходить к ним – боялся навредить, принести беду, как и тем, кто появлялся в моей жизни. У них и без меня было достаточно проблем. Они ещё могли подарить дочери счастливую жизнь.

Дверь, которую мы выбивали, так и не починили, только всё убрали; следов крови Ани не осталось, но сам коридор вызывал у меня воспоминания о случившемся, напоминая о моей бесполезности. Я не смог не только выбить дверь, но и сохранить жизнь девушки. От меня ни в чём не было пользы. Всё, к чему я прикасаюсь, – разрушается. Ни для кого нет пользы в моём существовании.