Вид с больничной койки - Николай Плахотный Страница 40

«Пишу письмо, слезы ливмя льются. Лежала канареичка в гробу будто живая, с улыбочкою в уголках красивых губ. Казалось, вот-вот встанет на свои резвые ножки. Она же никогда медленно не ходила, все бегом да летом.

Вы зовете меня в Москву. На дорогу и на гостинцы денег хватит, да боюсь в столице потеряться. А за приглашение спасибочко. Жду ответа с нетерпением. Ваша тетя Катя».

Вину за неудачную операцию Колесников принял на себя. Самолично подал рапорт об отставке. Какое-то время работал рядовым врачом в поликлинике, да вдруг куда-то сгинул. Говорили, что совсем из области уехал, о чем в районе искренне сожалели. Впрочем, всякий врач сам себе судья, и по обстоятельствам сам себе выносит приговор.

С Василием Ивановичем были мы не то чтоб дружны, однако общались часто. Предметом разговоров были вопросы сугубо житейские, а также хозяйственные, экономические (о делах окружающих колхозов). При этом была исключена медицинская тема. Да и без того наши посиделки затягивались иной раз до полуночи. Горячо спорили о литературе. Из современных писателей доктор особо чтил Евгения Ивановича Носова. Бывал в его доме и на даче под Курском. Внимательно пролистал я свои дневниковые записи того периода (тетрадь большого формата, в 96 страниц), но не обнаружил хотя бы упоминания о больничных буднях. Лишь однажды — без всякой связи со своей профессиональной деятельностью — Колесников обронил: «У каждого хирурга за плечами свое маленькое кладбище». (Иловский дневник, запись от 12 марта 1971 года). А в записной книжке, датированной все тем же годом, закавычена фраза: «Медик должен жить по божественным заповедям, хотя в душе своей он честный атеист (В. И. К.)». Мысль, достойная быть отчеканенной на скрижалях. Впрочем, положа руку на сердце, надо сказать: жрецы — самого демократичного и самого бескорыстного олимпийца Гиппократа — всегда так жили и работали. Хотя в глубине души оставались материалистами, а то и коммунистами беспартийными!

Тут вспомнил я о своей сокласснице Проданюк. После окончания школы в райцентре учились мы с Людмилой в столице Молдавии, но в разных вузах. Я вознамерился стать журналистом, Людмила поступила в мединститут. По окончании получила направление в глубинку, в сельскую больницу. Встретились мы лет через двадцать, в Москве. Моя одноклассница карьеры не сделала: как была, так и осталась терапевтом широкого профиля. При этом не жалела для своих пациентов ни сил, ни времени, ни душевного огня. Новоприезжей провинциалке Моссовет выделил жилье в коммунальной квартире. Людмила Дмитриевна стала полноправной москвичкой. Общественность столицы высоко вознесла участкового доктора, портрет ее красовался на районной Доске почета. Пожалуй, и орден заслужила б, жаль, круто переменились в стране устои, порядки.

Нашли мы друг друга почти одновременно. Кишиневские друзья сказали, что в Белокаменной давно уже обитает моя соклассница. Через горздрав ничего не стоило узнать место работы. Улучив время, явился к доктору Проданюк на прием. Целую минуту или больше сидим друг против друга и смеемся. Потом словно по команде встали и… обнялись. В этом положении нас и застала кабинетная медсестра. Людмила Дмитриевна первая нашлась, со слезами на глазах объяснила пикантную ситуацию:

— Школьного товарища вот встретила… Прямо сюжет для кино.

Теперь мы уже часто встречаемся, друг к другу ездим в гости. Иногда консультируюсь по поводу своих хворей, недугов. Всегда получаю вразумительные советы, ценные рекомендации.

С высоты своего возраста время от времени заводим речь о том о сем: о превратностях судьбы, о странности теперешнего бытия на широких просторах нашего отечества; не обходим стороной злободневные частности системы здравоохранения. Однажды за чашкой чая после затяжного спора в итоге сошлись во мнении: несчастная наша медицина! Утратила свойственное ей гуманное начало, сбилась, как на Украине говорят, с панталыка. Если перевести на нашу уличную фразеологию, немного… сильно скурвилась. К тому побуждает окружающая атмосфера, идеология теперешней жизни. Ее девиз сформулирован и брошен в массы отцами перестройки: «Обогащайся кто как может!». В когорте миллиардеров числится (неофициально, правда) бывший министр здравсоцразвития, «главный врач страны» Михаил Зурабов. Он гений манипуляций. Свой бизнес доктор во фраке сделал исключительно канцелярским способом, не выходя из своего рабочего кабинета. Он шулерски лишил лекарств несчастных льготников-инвалидов, от младенцев до перестарков.

Вот как оценила деятельность своего министра бывший участковый врач Л. Д.

Проданюк:

— Этот чиновник-громила принял на душу смертный грех… Вытряхнул карманы у бедняков, калек обратил в бродяг и бомжей. На его совести — миллионы загубленных жизней.

Моя одноклассница, воспитанная на канонах социалистического гуманизма, отхлебнув чая, продолжала в том же духе:

— Своими действиями Зурабов вольно или невольно совращал честных медработников, подавал дурные примеры для подражания… А ведь в медицинском мире извечно царил дух подвижничества. Он выветрился. А он был, был! — и ударила в сердцах кулачком по столу. Аж чайная посуда зазвенела.

Прежде она никогда этого не говорила, да и вообще политики мы не касались. Впрочем, много лет спустя призналась, что в августе 91-го года провела две ночи у костра возле Белого дома, Ельцина защищала… Спустя два года опять дежурила на Краснопресненской набережной, но уже на стороне Руцкого и Хасбулатова. Так что во всем, что после в стране произошло, Людмила Дмитриевна сама себя корит. Процесс же выразила одной емкой фразой: «Все кипит, и все сырое!».