Конец - Давид Монтеагудо Страница 40

— Я уже видел. Газовая лампа.

— А мне показалось, это маленький примус.

— Но там трещина на колпачке.

— На каком еще колпачке?

— Ну на этой белой штуке — она из стекловолокна, надевается на горелку…

— Надеюсь, она и так будет работать, даже с трещиной, — говорит Хинес, перебивая тех, кто разом пожелал высказать свое мнение на этот счет. — Гореть она, конечно, будет слабее, но главное, чтобы вообще работала. Нам она может очень даже пригодиться.

— А ты думаешь, она загорится?

— Надо попробовать. Судя по весу, она почти полная — сразу чувствуется, что внутри что-то есть, и… если загорится фитиль… загорится и все остальное. Электричество тут ни при чем.

— И что, мы ее потащим с собой?

— Я считаю, — Уго вздохом показывает свое полное безразличие к этой теме, — ежели он ее понесет, спорить тут не о чем.

— Ну ты даешь! — Ампаро несколько раз выразительно хлопает его по щеке.

— Я нашел еще кое-что…

Все взгляды устремляются к Хинесу. Сделанная им многозначительная пауза, а также гримаса, которую он состроил, наводят на мысль, что вторая его находка гораздо важнее первой.

— Я нашел велосипед… Правда, он в ужасном состоянии, — спешит он добавить, заметив огонек надежды в глазах у некоторых. — Тормоза… И колеса придется подкачать. Но думаю, пользоваться им будет можно.

— Где ты его откопал? — спрашивает Уго. — Я ведь тоже побродил вокруг дома, но и намека на сарай не обнаружил.

— Он лежал в щели под домом, накрытый брезентом.

— Там, где дрова?

— Да, именно там. Дом такой маленький, что им приходится хранить некоторые вещи снаружи. Там же я и лампу нашел.

— Надо попытаться зажечь лампу, — говорит Ампаро.

— Ну это сейчас не самое важное, — возражает Ибаньес, — куда важнее решить, что мы будем делать с велосипедом.

— Кто-нибудь мог бы отправиться на велосипеде в Сомонтано.

— Это-то понятно, но вот кто?

— Кто-нибудь из тех, кто здесь без пары, — неожиданно говорит Кова, когда все остальные в нерешительности смолкли, — я имею в виду…

Все уставились на Кову, всех поразила категоричность ее тона. Она смотрит Уго прямо в глаза, но очень скоро опять становится такой же замкнутой и не уверенной в себе, как и прежде.

— И уж конечно это не будет женщина, — говорит Ампаро. — По крайней мере я на нем ехать не собираюсь. Дорога часто идет вверх, и очень даже круто, а потом, это очень и очень далеко… И еще я могу заблудиться. Позавчера я добралась до замка только потому, что мне указывал дорогу вот он, — добавляет она, кивая головой в сторону Ибаньеса.

— Вчера, ты хотела сказать.

— Да, разумеется… Такое впечатление, будто уже целый век прошел.

— Давайте думать… — говорит Хинес. — Оба мнения вполне разумны. Такую поездку никак не назовешь веселой прогулкой, тем более на этом велосипеде. Что касается первого… если большинство сочтет…

— Не беспокойтесь, я прекрасно понимаю, о ком речь, — говорит Ибаньес. — Не надо было изучать логику, чтобы вычислить, что я единственный, кто отвечает сразу двум условиям.

— Никто не говорит, что ты должен безропотно соглашаться, — возражает ему Хинес. — Надо выработать общее решение… так или иначе, но мы попадем в Сомонтано; просто на велосипеде кто-то доберется туда немного раньше и вернется за нами на какой-нибудь машине.

— Но остальные-то в любом случае пойдут пешком…

— Ну а как же еще, посуди сам? — горячится Уго. — Все равно надо туда двигаться. А если с велосипедистом что-нибудь случится? А если он улизнет с деньгами?

— С какими еще деньгами?

— Ему же придется заплатить за такси или за любую другую машину, которую удастся нанять…

— У меня с собой «Золотая виза», — говорит Ибаньес, — потом вы со мной рассчитаетесь.

— Как ни крути, он потратит какое-то время на поиски помощи… Не исключено, мы и сами уже успеем дойти.

— Как же, успеем! Подумай: как бы медленно велосипед ни ехал, это все-таки велосипед…

— А если в Сомонтано…

Ньевес начала было формулировать свой вопрос, но запнулась. И взгляд ее и гримаса выражали напряжение, словно поток мыслей сделался столь напористым, что закупорил все естественные выходы.

— Что — «если в Сомонтано»? — допытывается Ампаро.

— Ну, я имею в виду… а если и оттуда всех эвакуировали?

— Хватит чушь молоть, в конце-то концов! — кривится Уго.

— Всех эвакуировали? Нет, такого просто не может быть, — с жаром возражает Хинес. — Об этом даже не стоит и думать; будет во всех случаях полезнее, если мы даже рассматривать не станем такую возможность.

— Ты сказал, что велосипед сдулся, — вступает в разговор Марибель, и тон у нее очень странный, словно эта вполне заурядная и чисто техническая деталь имела какое-то ужасное значение.

— Вернее будет сказать, что колеса сдулись, — поправляет ее Уго с легкой насмешкой.

— И что, мы сможем их накачать? — настаивает Марибель.

— Да, да, есть насос, — успокаивает ее Хинес. — Я уже попробовал, он работает… и колеса не проколоты, слава богу.

— Могут проколоться по дороге, — говорит Ньевес.

— И такое вполне может случиться. Колеса на самом деле старые, резина уже…

— Давайте же в конце концов что-нибудь решим. Я готов ехать. — Ибаньес встает и каким-то нервным жестом несколько раз подряд проводит по губам бумажной салфеткой, которая лежала перед ним на столе. — Если мы считаем, что от этого может быть польза…

— Нет, не уезжай! Не уезжай! Я не хочу, чтобы он ехал.

Марибель заговорила как маленькая девочка, которая жалобным и капризным тоном пытается разрушить хитроумные замыслы взрослых. Она даже вытянула руки вперед поверх спинки дивана, на котором продолжает стоять на коленях, словно желая физически удержать Ибаньеса в комнате. Но она меньше всего похожа на маленькую девочку, и окружающие в изумлении уставились на нее, не понимая, что это с ней такое, и ожидая какого-нибудь объяснения или разумного суждения — чего угодно, кроме упрямого протеста и скрытой угрозы устроить истерику.

— Я не хочу, чтобы мы разделялись, — говорит она в ответ на немой вопрос друзей. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще уходил.

— Но… Марибель… что на тебя накатило?

— Я боюсь. Мне кажется, если мы не будем держаться вместе, станет только хуже; и если он уедет… то больше уже никогда не вернется.

— Да почему?

— Не знаю!.. Но я боюсь. Послушайте же хоть раз и меня, мне уже и так немало досталось…