России ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов Страница 4

Говорили, что осенью здесь часто случаются сбои сезонности. Так оно и оказалось: днем нестерпимо палило – в распахнутые настежь окна дышало зноем в густой примеси потревоженных кипарисов. Ласковая прохлада моря улетучилась бесследно, как бесследно исчезла она. Сознание отяжелело неприятным дурным предчувствием. Я не имел привычки спать днем, а в этот раз незаметно для себя провалился в тревожное забытье.

Наши часы на отдыхе в сознании посвящены морю. Оно остается с тобой строго отпущенный срок – потом следующий старт рабочих будней. И так из года в год, живешь разложенным перед тобой пасьянсом, пока господин Случай не подкинет тебе задачу, в которой ты обязан найти свое необыкновенное продолжение – подобного подарка может больше не быть.

С ужасной после сна головой вышел во двор. От включенных фонтанов наносило бодрящую водяную пыль. В сторону уходила дорожка под сень застывших в полусне пицундских сосен. Не пережившие летний зной, некоторые иголки топорщились рыжей бесполезностью. Это минуты лучшей терапии сознаний, и захотел бы – не смог вогнать в голову мысли о производственных буднях. Следом за мамочкой с ребенком двинулся по дорожке. Трехлетнее пухленькое существо таращилось назад, протягивая вторую свободную ручку в желании подать ее мне. Садовник с завидным усердием двигал граблями, перемещая на край газона образовавшийся шар отжившей ершистости. Неприятные аналогии путались в голове, наверное, они бы определенно загнали отяжелевшую голову в тупик, но знакомая фигура в отдалении вернула меня к больной теме. Я замедлил шаг, желая понять что-то новое, непонятное для себя. Наши пути медленно сближались. Его глаза наверху, в беседке, не были настолько доброжелательны, насколько показались мне сейчас. Оставалось несколько шагов до момента сближения, а я уже чувствовал пронизывающую энергию его взгляда.

– Молодой человек, – обратился он ко мне, учтиво остановившись сбоку. – Здесь все как единое братство. Мы не знакомы и нас не представляли, но поверьте моей интуиции: вы лучший, кого мне довелось встречать за последнее время.

Я опешил от такого вступления. Не робкого десятка, сам я редко ласкал уши собеседников подобной лестью. Немногие из моего окружения удостоились такого откровения. Несмотря на доброжелательный взгляд, был готов на любую авантюру. Я мог предположить гораздо худшее, и мой вид, очевидно, слишком откровенно говорил об этом.

В довершение он улыбнулся мне тепло, по-отечески взял под локоть и предложил присесть. Густые, слегка вьющиеся волосы с обильной проседью, украшали мужественное лицо. Он хорошо владел мимикой – она придавала его словам беспроигрышной убедительности – никакой реакции отторжения, хотя интрига сохранялась до последнего мгновения. Я ждал, но, признаться, оставался в неведении до этого самого последнего мгновения. «Может быть, он увидел во мне удобного собеседника?»

– Я хочу поговорить с вами об Ассоль…

Помнится; я вздрогнул. «Он увидел мое повышенное внимание к ней?! В чем, собственно, крамола, я как-то вмешался в его жизнь?» – пронеслось в голове.

– Вы связаны с ней родственными узами? – выдохнул я звук, похожий на плевок древней мортиры.

– Тонко подмечено, хотя и с некоторым загубленным смыслом – именно узами… Мы бывшие муж и жена.

В кулуарах сознания подобная вероятность, признаюсь, у меня проскваживала, но весьма отдаленным импульсом.

Мимо нас возвращалась мамочка с ребенком. Мне показалось, женщина особенно пристально заглянула мне в лицо. Трудно представить сейчас, какой у меня тогда был взгляд, может быть, поэтому?

По аллее прокатился прохладный ветерок – йодистый запах моря вернул меня под сень скинувших оцепенение сосен. Я смелее посмотрел на затихшего собеседника, приготовившись принять очередную заманчивую составляющую своего эго.

– Поверьте, – продолжал он страстно, – мне нелегко говорить об этом. Скорые неприятности со здоровьем обязывают меня к авантюре.

«Он не будет меня корить, даже за обстоятельства повышенного внимания к Ассоль. Что же тогда?!»

– Вы очень порядочный молодой человек, но дайте мне время. Давайте встретимся на том же месте, в беседке, на восходе солнца?..

Страх, нет, он не вызвал во мне этого чувства. Я кивнул головой.

– Как прикажете…

– Христофор Иванович, – подсказал он.

– Я обязательно приду, Христофор Иванович, – поклонился я, поддерживая его учтивый тон.

На отдыхе мы стараемся отрешиться от негатива прошлого, и оттого, насколько полнее удается приглушить действие активных клеток мозга, будет зависеть продуктивность его. В продолжении напрашивается объяснение повсеместно бытующих курортных романов. Далеко не все из них имеют достойное продолжение – зачастую в их смысле инерция слухов. Рождение в таком варианте случайной встречи несет в себе прогрессирующую деградацию личности. Часто это поиск новых красок в плеяде неудовлетворенностей. Но ни одно, ни другое не смогут дать вам сколько-нибудь существенного толчка для продолжительного импульса, который можно сформулировать, как новую эпоху личного качества. Свалившаяся с неба встреча-откровение выпадала из канонов классики.

Уютный до сей поры номер перестал быть связующей ячейкой в череде ощущений. Сборник стихов хокку, наполнявший вчера голову восточной мудростью, сегодня только раздражал. Строгие изваяния начавших было одухотворяться туй виделись печальными обелисками прошлого. Бесконечная ночь превратила осмысленный шедевром дизайнера номер в одиночную тюремную камеру перед неизбежной казнью.

Едва дождавшись рассвета, мимо убитого дремой охранника, неслышно прошмыгнул во двор. Под оголтелое признание горлинки в кроне поникшего к земле старого ясеня двинулся к подошве склона, откуда стартовала спираль лестницы в просыпающуюся тайну южного небосвода. Роса обильно окропила металл поручня – гирлянды ее жемчуга бесполезно терялись в замшелости бесконечных ступенек.

С последними физическими усилиями пришло разочарование скорым разрешением волнительного начала. Свет полностью покорил тьму: в ночной испарине внизу просыпалась безбрежная гладь моря. Мысли метались в крайностях ожидания, и все же кольцевались последними фразами признания, хотелось сказать – Христофора Ивановича, а вертелось на языке – Старика.

Он застыл близкой копией, выстроившихся далеко внизу печальных туй. Мне показалась трагичность сравнения уместной к его остановившейся скорбной маске. Я был дружен когда-то с почти обездвиженным стариком – он признался в убивающих его снах: в них он гнался за призраком на прытких молодых ногах и никогда не настигал.

– Скоро – солнце, – выдавил он через силу. – Я нисколько не сомневаюсь в вашей порядочности, – интриговал он. – Какая прелесть рассвет. Во мне он рождает иллюзию бессмертия. Не волнуйтесь! А вы обязаны волноваться… Я не прав?!

Много позже, спустя годы, я понял, насколько плохо тогда владел эмоциями. Желание разгадки, как желание тайно влюбленного, маскировалось сосредоточенным вдаль взглядом.

– Волнуйтесь! Волнение, мой юный друг, включает свежие клетки. Ждите и дождетесь, ищите и обрящете.