Лулу - Владимир Колганов Страница 4

Коль скоро речь зашла об удовольствиях и поддержании более или менее сносного здоровья, должен заявить, что с бутербродами в кармане я слегка приврал. То есть не то чтобы приврал, но опасаюсь, как бы кое у кого не сложилось превратное представление о достоинствах нашей ресторанной кухни. Кормят меня здесь, как и положено, в полном соответствии с назначенной диетой и ничуть не хуже, чем в «Макдоналдсе» или же в самой изысканной харчевне где-нибудь на Елисейских Полях. Короче, не сомневайтесь — кормят словно на убой! Ну а бутерброды — это так, для поддержания бодрости духа и внутреннего равновесия, то есть на верх сытости или когда повара из-за обжорства клиентуры с моими морковными биточками изрядно запоздают. Признаться, чем себе там набивают утробу особо выдающиеся посетители, мне неведомо, да я и не сказал бы, что мне это очень интересно. Но только когда они покидают наше заведение, их прямо-таки распирает — пуговицы на рубашке не застегиваются, живот вываливается из штанов, еще чуть-чуть — и вся эта портняжная конструкция с протяжным скрипом разъедется по швам и… Эх, будь у меня такой всеядный и вместительный живот, я бы уж точно здесь не засиделся!

В этой ситуации вполне резонно возникает вот какой вопрос, который уже не раз мне задавали:

— Послушай, а зачем тебе все это надо? Что ты нашел в таком малопочтенном деле, которое подходит скорее уж тюремным цирикам или же опытным соглядатаям?

Что тут ответить? Вероятно, не будь я начисто лишен иных способностей, наверняка нашел бы себе занятие куда более достойное. Но так уж повернулась моя судьба, так уж сложились воедино прежде разрозненные, к тому же не вполне доходчиво выраженные обстоятельства, что здесь, в старинном особняке, принадлежавшем в самодержавные времена какой-то богатенькой купчихе, здесь, в крохотной каморке поблизости от входа, за огромным полупрозрачным стеклом в золоченой раме, замаскированным под зеркало, и находится место моего ночного заработка.

Не следует думать, что работы у меня каждой ночью невпроворот. Случается иногда и временное затишье, когда клиент по независящим от нас причинам куда-то пропадает, словно бы ни с того ни с сего возникли у него совсем иные, несвойственные свободному, я бы сказал, вполне самодостаточному индивиду обязательства, быть может связанные именно с лишением свободы. Вот стоило предположить такой исход, как словно бы слышу:

— Ох, не накликать бы тебе беды!..

А и черт с ними — без работы точно не останусь! Так вот, в такие-то для дела не слишком благоприятные, наполненные тоскливым ожиданием часы самое подходящее занятие — почитать какую-нибудь книжку. Не столько для души, а исключительно чтобы в уединении и с пользой скоротать освободившееся время — спать-то у нас на службе не положено. Конечно, имей я столь распространенную ныне склонность к пустопорожней болтовне, мог бы и с топтунами поговорить о том о сем. Топтуны ведь тоже люди, все-то они про нас с вами понимают, им ведь тоже хочется немного душу отвести. Вы спросите — с чего бы это? Так ведь наболело! Дай только ему волю, он такую прорву отборного компромата про любого из вас выложит, что мало не покажется… Увы, согласно с давних пор сложившемуся у меня проверенному опытом убеждению, разговоры по большей части сокращают нашу жизнь ровно на то самое время, в течение которого они продолжаются. А там кто знает — разговориться не успеешь, и вдруг оказывается, что жизнь-то прожита…

Можете мне не верить, но иногда я и сам кое-что пишу. Обычно это происходит сразу же после сна и, что особенно обидно, на пустой желудок, так что более двух-трех страниц не наработаешь. При этом в голове возникает некое шуршание, напоминающее шелест переворачиваемых страниц, и словно чей-то голос, спросонья кто именно и не разберешь, прокашлявшись для порядка, начинает зачитывать мне текст, только успевай записывать… Знаете, поначалу собирался сочинить нечто маловразумительное в стиле фэнтези — уж это нынче в моде! Но тут ведь вот какая происходит несуразица. Спрашивается, зачем писать и кому все это нужно, если более или менее здравомыслящему человеку с умеренным воображением достаточно просто-напросто прилечь на свой любимый, кое-где уже слегка продавленный диван в весьма уютном обрамлении — торшер, подушка, рюмка коньяка — и фантазируй себе сколько душеньке угодно! Кому что требуется и кому какой предпочтителен сюжет… Далее следовало бы привести полный перечень наиболее привлекательных видений, ну словно бы порекомендовать самый ходовой товар — да ладно, уж как-нибудь сами разберетесь. Словом, в итоге с фэнтези не задалось, да и с написанием очередной главы «Истории проституции в России» тоже не слишком удачно получается. И на то есть свои, не менее важные причины…

Должен признаться, что с недавних пор в минуты вынужденного простоя я предпочитаю наведываться в Интернет. Хоть и не в восторге я от всяких новомодных, стильных штучек в духе нашего продвинутого времени, однако согласитесь, что во Всемирной паутине есть чем позабавиться. Нет, вы только не подумайте, что я охоч до порнографии, — мне это непотребство совершенно ни к чему! Куда интереснее побродить по виртуальным форумам. Не знаю, как вам, но мне уж точно прежде в голову не приходило, будто кричать, гримасничать, закатывать глаза, сокрушаться, иронизировать, наглеть без всякой меры, нудить, увиливать от ответа, орать и лгать в лицо, восклицать и лицемерить, пытаться доказать недоказуемое и просто говорить — все это могут делать одновременно ВСЕ! Сдается мне, что это есть не что иное, как случай группового мазохизма, когда взаимное унижение выступает в качестве непременного условия присутствия:

— Ой, ущипните меня, если я не сплю!

С другой стороны, ежедневно предназначенная вам, в отличие от Сети более или менее осязаемая, вполне обыденная реальность, по существу, оказывается из разряда странных снов. Там череда явлений возникает вроде бы сама собой, то есть помимо вашей воли, а вы оказываетесь не в состоянии что-либо в происходящем изменить. Там, в этих полукошмарных видениях наяву, протянутая для рукопожатия рука нередко повисает в воздухе, а прежде знакомый человек вас попросту не замечает, проходя сквозь ваше тело, как будто вы мираж, бестелесный образ, порождение больного разума. И только там слова недоумения застревают в горле, а бесконечно надоевшие упреки самых близких и наставления тех, кому по должности положено заботиться о всеобщем процветании, уже изрядно соскоблили вам лицо. Но это все потом…

Ну а пока что я прохожу через парадную дверь, так мне гораздо ближе, чем если бы я шел путем более привычным для обслуги, и топтуны радостно приветствуют меня у входа.

— Здравия вам желаем, Вовчик! — хором шепчут топтуны.

Это у нас ритуал такой, своеобразная традиция, что ли.

— Здравствуйте и вам, товарищи! — отвечаю тоже тихо.

И правда, незачем солидную публику пугать, а то еще подумают чего… Вроде того, что власть переменилась.

Кстати, на Вовчика я не обижаюсь. Было бы даже странно — ведь такое обращение дает уверенность в том, что меня воспринимают не вполне всерьез. А это при моем теперешнем положении совсем не помешает, даже создает иллюзию, будто я один из них. Тут ведь требуется иметь в виду, что мне и за топтунами надобно приглядывать.