Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак Страница 39

Ему захотелось докопаться до истины, ведь спешить вообще некуда. Она определенно сама испытывала и приучила его к первобытному азарту от недопустимых, немыслимых откровений. Она легко входила в наркотическое состояние охотничьего пса, которого однажды приобщили к заводящей охоте, и Кирилл заразился от ее болезненного пристрастия, стал таким же. Вероника умела смаковать каждый момент, наслаждаться не только физически, а как-то всем своим существом – впитывать, как щупальцами, энергию первородного возбуждения и неуклонного движения к экстазу. И с некоторых пор и он уже попросту не мог жить без этого. У Кирилла создавалось впечатление, что она смотрит на мир через объектив, фиксируя каждую секунду эйфории и не пропуская ничего. И все это она преподносила ему, как бы разворачивая сказочные яства, о которых он даже не подозревал. «Сексом надо уметь наслаждаться, причем трижды. Первый раз – от предвкушения, второй – непосредственно, и третий – от воспоминаний. Если все три фазы одинаково заводят, значит, секс удался», – утверждала жрица с таким манящим выражением лица, что не принять волшебный нектар оказывалось выше человеческих сил. И то ведь был редкий дар, и сказать, что он сводил Лантарова с ума, – ничего не сказать. И Кирилл незаметно стал превращаться в прирученное животное, причем поводок, радостно и преданно повиливая хвостом, сам отдал в руки Вероники.

2

Порой, как и прежде, во время долгих перерывов между встречами Лантарова сдавливали тиски удушающей тоски, в нем просыпалась неуемная жажда постоянного, ровного, стабильного тепла вместо обжигающего жара – один раз в две-три недели. Но разве он устанавливал правила? Только во время короткого сеанса секса он возникал в фокусе ее внимания в качестве основного объекта, в остальное время он не имел голоса, был безликим, на все готовым парнем по имени «Никто». Порой Лантаров спрашивал себя, почему они никогда не встречались, скажем, просто так? Ну, могли бы пообедать, посидеть и поговорить где-нибудь, и для него этого было бы достаточно. Ему была неведома ее другая жизнь, вне отношений с ним. Он хотел знать о ней больше, но все детали ее закулисной жизни были тщательно заретушированы. И Лантаров даже побаивался спрашивать ее о муже, ребенке, вообще о ее интересах, помимо «Стелс-Инфо», и их эпизодических слияний, как будто это было чем-то кощунственным, нетактичным, неделикатным вторжением на чужую территорию. Ее официальный муж представлялся Лантарову неким статусным типом, успешным держателем каких-то золотоносных акций и в то же время безликим и неинтересным. И все-таки его раздирало любопытство: в чем истинная причина влечения Вероники к нему? В том, что он молод, неопытен и податлив? Но ведь таких много… Он не раз придирчиво рассматривал свое тело: астеническая конституция, вынесенная из детства худосочность, отнюдь не мускулистое тело, какое бывает у атлетов. Он точно не мачо и хорошо знал это. Просто его тело, независимо от его сознания, все еще использует инерцию молодости, которой свойственны упругость и свежесть. Но, думалось ему, если бы он был такой роскошной женщиной, как Вероника, вряд ли заинтересовался бы им… Тогда в чем же секрет? Может быть, в том, что он способен держать язык за зубами? Но и таких немало. Знала бы Вероника, что ему вообще нечего и некому сообщить что-либо о своей жизни, – у него нет ни настоящих друзей, ни девушки, ни подлинно внимательных, готовых его выслушать родителей, у него на всех фронтах – одни убытки и минусы. Да, он полный эмоциональный и социальный ноль! Вернее, тут Лантаров в мыслях поправил себя, – он был полным нулем до встречи с ней. И она, опираясь на его исключительную замкнутость в собственном мирке, а еще больше – на знание его слабостей, может спокойно реализовывать свои обморочные фантазии. Не опасаясь быть преданной! Лантарова осенило: действительно, он абсолютно непритязательный, лишенный амбиций человек, которому можно доверить любую интимную тайну! Вероника знает его сокровенную суть и потому безбоязненно доверилась ему… Решив так, Лантаров успокоился. Правда, не раз к нему наведывалась мысль, что они ведь стали интимными партнерами еще тогда, когда она не знала его тайну, не подозревала, что как мужчина он был несостоятельно-неродившийся… И он решил играть по ее правилам из боязни потерять партнершу. Подругу в ней он так и не обрел.

А ведь он был предельно открыт, абсолютно и добровольно обнажен пред нею. Она порой принимала его мир, как заботливая мать принимает мир открывшегося подростка. Помогала, советовала ему, но всегда имела от него свои, взрослые тайны. Однажды во время очередной короткой встречи Вероника объявила Кириллу, что больше не работает в «Стелс-Инфо». Новым местом ее работы оказалась на редкость богатая организация с загадочным названием «Специальные информационные системы». Кирилл вскоре узнал, что эта частная компания занимается сбором информации о сильных мира сего, их бизнесе, слабостях, привязанностях. Он неприятно удивился: впервые ему столь ясно дали понять, что он не имеет права присутствовать во всей ее жизни, по крайней мере, в той обширной, необъятной и неясной для него части, которая выходила за рамки секса. Ему казалось, что он узнал об уходе Вероники последним из всех сотрудников «Стелс-Инфо». Значит, ему попросту воспрещен выход за границы секса. Правда, хорошенько поразмыслив о пользе устройства Вероники на новое место работы, Кирилл усмотрел тут много благоразумного и дальновидного. «СИС» имели свой собственный дом-офис в зеленой зоне в районе Нивок с отличными подъездами с разных сторон, а там открывались необъятные возможности для любвеобильных пересечений… И Лантаров тотчас задумался о приобретении недорогой машины.

3

Однажды вечером Вероника сама затянула его в маленький, безобидный с виду кабачок вблизи Львовской площади – ее муж, кажется, был в это время где-то в командировке за границей, ребенок бережно передан на попечение ее заботливых родителей. «Может быть, понятливые бабушка и дедушка тоже участники заговора?» Стриптиз в кабачке произвел эффект разорвавшейся бомбы. И вовсе не тем, что основательно завел Кирилла – это было логично и вполне прогнозируемо. Но то, что вызывающе откровенные, бесшабашные танцы жриц любви взвели курок чувственности его спутницы, было для него новшеством. Он так и не понял – часть ли это ее замысловатой игры, или свою лепту в настроение внесла подвижность гибких женских тел, или ей нравился неоспоримый факт его возбуждения рядом.

Всеохватывающий океан разврата, который находчивая выдумщица предложила своему неискушенному кавалеру, оказался куда более вместительным, нежели его представления и фантазии. Всякий раз он дрожал всем телом еще задолго до встречи с нею, томясь в своих неуемных ожиданиях и даже не предполагая, каким захватывающим, коварным действом порадует она его. Каждая новая встреча заставляла его содрогаться от ее внутренней необъятности, в сети которой он неизменно попадал, как глупая рыба, плывущая в неведении того, что сулит сказочный простор и расширяющееся пространство. В своей погоне за новой реальностью он постепенно превращался в наркомана, зависимого от прихоти Вероники. То она казалась совершенно невинной, наивной, то вдруг раскрывалась до такой степени разнузданности, которая представлялась фантастической, неподвластной земному измерению.

Как-то после их богемного, богатого на выдумки секса, Лантаров рассмотрел Веронику вблизи. Она вальяжно, как сытая кошка на весеннем солнышке, потянулась на постели, впитывая в себя дневной свет и чудодейственное тепло, и на какое-то время застыла изваянием, устремив отрешенный взгляд куда-то вдаль. Исподволь изучая ее лицо, юный любовник убедился, что оно было далеко от эталона. Впервые он рассматривал обнаженную женщину так близко и бесцеремонно, вглядываясь в каждое пятнышко, оценивая каждый прыщик, каждую клеточку. Кожа была безоговорочно прелестная, эластичная и аккуратная, со светлым пушком, строго выбритыми подмышками. И все-таки это были тело, кожа и волосы живого человека, и Лантаров с некоторым изумлением отметил, что живой обнаженный человек вблизи производит совсем не такое впечатление, как в представлении, когда он мысленно раздевал ее. Он, пожалуй, не мог бы отыскать что-то явно не понравившееся на этом почти безупречном теле, узреть физический изъян, но чем-то оно сейчас отталкивало и пугало. Он долго не мог понять – чем именно? Но наконец его осенило: ведь это было тело, которое не принадлежало ему. То есть он обладал им иногда, время от времени, сугубо по разрешению его хозяйки, но прав на него не имел никаких. Это было тело, почти безраздельно принадлежащее другому мужчине, о жизни которого Кирилл понятия не имел. Все это вызывало в нем некую тревогу, намекало на несостоятельность, слабость и искусственность такого положения. Он как бы был при даме, и это не могло его не смущать. И особенно давящей была торжественно-картинная обнаженность Вероники, расслабленной и чем-то похожей на застывшую натурщицу, упивающуюся собственной бесстыдностью и фонтанирующим очарованием. В самом деле, Вероника была в тот момент чудовищно самодостаточна, подобно кошке, пушистой и нежной, но никогда не приручающейся, циничной, всегда помнящей о своих отточенных когтях и надежных клыках. И это досадное открытие не на шутку испугало наблюдателя, осознавшего обусловленность таких отношений.