Венский бал - Йозеф Хазлингер Страница 39

– Испытательный срок миновал. Мы созрели для того, чтобы начать борьбу за правду. Пробил наш час, нам суждено стать стальным клинком новой народной общности. И мы с благодарностью отвечаем на этот вызов времени. Мы гордимся тем, что история выбрала нас для великой миссии ввести человечество в новое тысячелетие.

Нижайший подошел к алтарю и достал из сейфа свиток бумаги ручной выделки, схваченный серебряным кольцом. Он снял кольцо и развернул лист. Он был испещрен какими-то текстами. Нижайший положил бумагу на кафедру, и она снова свернулась в свиток. Потом взял в руки Библию и открыл ее в том месте, где была ленточка-закладка. Он сказал:

– Нам предстоит то, что, по словам пророка Даниила, было божественным деянием, – воздвигнуть царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу, оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно. [33]

Он снова развел и разгладил ладонью лист бумаги и прижал края Библией. Затем взял «Майн Кампф» и прочел два выбранных отрывка:

– «Если какой-то народ терпит поражение в своей борьбе за человеческие права, это значит, что он был найден слишком легким на весах судьбы для счастья продолжать земное бытие. Ибо тому, кто не готов и не способен биться за свое существование, уготован конец вечно справедливым провидением»: «Природа не знает политических границ. Она просто дает живому существу место на земном шаре и наблюдает свободную игру сил. Кто превосходит других мужеством и усердием, тот, как любимейшее ее дитя, наделен правом быть господином жизни».

Нижайший положил книгу на правый край развернутого свитка. Он опять обвел нас долгим взглядом. Никто не сказал ни слова. Я почувствовал, как во мне вскипает такая сила, какой я не знал за собой никогда прежде. Когда взгляд Нижайшего задержался на мне, у меня было такое ощущение, что это – взгляд Бога. Это был миг, когда я сделал бы все, чего бы ни потребовал Нижайший.

Нижайший положил ладонь на книги и впервые произнес слова клятвы:

– «С этого часа я – участник Движения друзей народа. Клянусь солнцем, дарующим мне свет, клянусь землей, питающей меня своими соками, клянусь белой расой, за благо которой призван бороться; клянусь перед Богом, перед всеми пророками Тысячелетнего Царства и перед всеми, кто его приближал своей борьбой, клянусь, что отныне я все свои силы отдаю Движению друзей народа и буду приносить ему все жертвы, которые от меня потребуются.

Я принимаю обязательство хранить полное молчание о делах и задачах этого движения и беспрекословно исполнять все решения, им продиктованные. До смертного часа я буду верным и деятельным соратником своих товарищей по движению.

Если же я нарушу эту клятву или поступлю вопреки ей, пусть меня постигнет кара по приговору Бога и Друзей народа».

Один за другим мы подходили к кафедре и произносили клятву. Мы обнимали и целовали друг друга. А Нижайший сказал:

– Мы основали новый союз. Ничто на свете не в силах разрушить его.

Он снова направился к алтарю и открыл сейф. Достал из него флакон с полинезийской тушью для татуировки. Затем мы увидели у него в руках свернутый платок и деревянную иглу. Нижайший развернул платок и положил на него правую руку. Он попросил нас обмакнуть иглу в тушь и сделать ему на верхней фаланге мизинца наколку в виде двух маленьких восьмерок.

– Восемь, – пояснил он, – это восьмая буква латинского алфавита, то есть Н. Две восьмерки – сокращенное изображение слов «Heil Hitler».

Первым начал Файльбёк. Он обмакнул иглу и кольнул ею палец, потом передал следующему. Нижайший даже не поморщился, будто совсем не чувствуя боли. Каждый наносил себе лишь один укол, после чего переходил к другому концу полукруга, так как мы встали вокруг алтаря, образовав подобие подковы. Кровь и тушь стекали на белый платок. Две восьмерки были символической метой, объединившей нас, восьмерых, вокруг Нижайшего. Когда рисунок был завершен, Нижайший вытер платком кровоточащую руку. То же самое проделал Файльбёк и повторили все остальные. Теперь мы носили общий вытатуированный знак. Платок пропитался кровью и черной тушью. Нижайший взял свиток с текстом клятвы, надел на него серебряное кольцо, завернул в отяжелевший платок и положил в сейф.

– А сейчас, – сказал он, – мы замуруем сейф в стену за алтарем, а ключ уничтожим.

Так и сделали. Мы сдвинули алтарь, принесли инструменты и начали долбить стену. В это время упал портрет Дарре. Нижайший заметил:

– Будем считать это знаком. Дарре все равно ничего не совершил.

Портрет навсегда лишился своего места на стене. Пузырь и Бригадир поставили сейф так, что дверца была на одной линии со стеной. Нижайший сказал:

– Если здесь устроят обыск, придется первым делом разрезать автогеном сейф, и наша тайна будет раскрыта. Его вообще не должно быть видно.

Нишу углубили. Когда она была полностью замурована, мы расплющили и искромсали бороздку ключа.

Потом, как всегда по воскресеньям, сели за трапезу. Мы передавали друг другу баранью ногу, и каждый откусывал от нее. Отныне никакая сила не могла разлучить нас.

И тем не менее уже через неделю начались первые разногласия. На панихиде Нижайший читал отрывки из «Книги ста глав». Это сочинение написано на средневерхненемецком языке и никогда не выходило в виде печатного издания. Она принадлежит некоему анониму, которого именуют иногда Верхнерейнским Революционером. Нижайший изложил несколько пассажей нормальным, понятным языком. Он сказал, что после долгих поисков нашел, к сожалению, неполный список этого сочинения в библиотеке одного францисканского монастыря. Но он знает, где хранится вся рукопись, – ее надо искать во Франции, а именно в Кольмаре. Верхнерейнский Революционер призывал истребить накануне Тысячелетнего Царства все духовенство, а церковное имущество раздать беднякам. Все доходы от земельных владений Церкви и прибыль с торгового оборота тоже надлежит разделить между неимущими. Кто воспротивится этому правому суду, должен быть сожжен, забит камнями, задушен или живым закопан в землю.

Нижайший пояснял нам:

– Верхнерейнский Революционер еще пятьсот лет назад пришел к мысли, что видение Даниила о Тысячелетнем Царстве было пророческим не только для евреев, но и для тех, кто способен это царство утвердить. Он тогда уже понимал, что ими будут немцы, И на нас возложена миссия совершить этот великий суд. Не какому-то там народу и не в каких-то краях, а нам и здесь поручено довести до конца историю планеты. И поскольку отныне мы твердо знаем, в чем наша задача, мы не имеем права на промедление.

Потом речь зашла о нашей ближайшей акции. У Файльбёка уже был свой план. Ему удалось узнать, что турки, которые меня потрепали, хоть и не живут в одном доме, но регулярно встречаются в кафе на Иппенплац. Он еще сказал: