Ты найдешь меня на краю света - Николя Барро Страница 39

Напротив оказался большой белый диван со множеством подушек, над которым была натянута москитная сетка, образующая нечто вроде палатки. Рядом стояла пальма. Однако не Лоуренс Аравийский устроился в этом углу с книгой в руках. Это была Луиза Конти.

Она вопросительно взглянула на меня, и я чуть заметно пожал плечами. Потом я снова вернулся в торговый зал. Вот зазвонил колокольчик, и я выжидательно уставился на дверь. Однако это оказался всего лишь студент, покидавший магазин со стопкой книг под мышкой.

— Обращайтесь, если потребуется моя помощь, — сказала мне доброжелательная продавщица, когда на часах уже было без пятнадцати семь.

Понимаю, я выглядел странно, снова и снова просматривая книжные полки с выражением отчаяния на лице. Периодически я возвращался в зимний сад, чтобы перекинуться несколькими словами с Луизой Конти, которую попросил никуда не уходить.

Наконец, когда рыжеволосая мать с ренуаровской девочкой направились к кассе, а в зале, кроме нас, остался еще один пожилой господин с тростью, я подсел к Луизе и сделал вид, что меня заинтересовала ее покупка. Это была книга о легендарных железнодорожных путешествиях харизматичного журналиста Патрика Пуавра д'Арвора, которого я хорошо знал по его телепередачам.

Издание с прекрасными иллюстрациями и рисунками из старых путевых дневников привело бы меня в восторг, попадись мне на глаза в любой другой момент жизни. Но тогда я лишь сидел, болтая ногой, рядом с мадемуазель Конти, время от времени поднимавшей на меня округлившиеся от изумления глаза, и чувствовал почти физически, как уходит за минутой минута.

На сердце было тревожно.

Вот попрощался и пожилой господин с тростью, и колокольчик на двери зазвенел в последний раз. Часы пробили семь, а Принчипесса все еще не появлялась.

Я сглотнул.

— Да, — сказала Луиза Конти и посмотрела на меня грустными глазами. — По-видимому, время вышло…

Я сделал попытку улыбнуться, но она получилась настолько жалкой, что мадемуазель сочувственно схватила мою руку.

— Ах, Жан Люк, — только и сказала она, поглаживая пальцами тыльную сторону моей ладони.

Я посмотрел на маленькую белую руку, пытавшуюся меня утешить. Тоненькая чернильная струйка на среднем пальце правой руки растрогала меня почти до слез.

— Может, она все-таки придет? — шепнула Луиза Конти.

Я сжал губы и покачал головой. Потом встал и попытался встряхнуться.

— Послушайте, — обратился я к мадемуазель Конти, — что вы делаете сегодня вечером?

Ужин с Луизой стал бы не худшим утешением.

Мадемуазель задумалась.

— Вообще-то, у меня назначена встреча, — ответила она, и ее лицо приняло мечтательное выражение.

«Ну конечно, — подумал я. — Хеппи-энд предусмотрен здесь для каждого, кроме меня». Мне вспомнился Карл Биттнер, поднимающийся с пола с грацией пантеры, и я засмеялся. Вышло горько.

— Тогда мне остается пожелать, чтобы хотя бы ваш друг пришел на свидание вовремя, — попытался пошутить я.

Луиза Конти улыбалась.

Я опустил глаза, а потом снова взглянул на нее. Она медленно сняла очки. Ее сапфировые глаза мерцали передо мной, как два озера. Я посмотрел на ее прямой нос, светлую, прозрачную кожу с отдельными крохотными веснушками, изящно изогнутый вишневый рот и тут же узнал ее.

Все вокруг меня закружилось, сердце забилось в бешеном темпе.

Картины накладывались одна на другую: ее испачканные чернилами пальцы, роковое столкновение в коридоре и разбитый фарфор. «Счастье находилось на расстоянии взмаха ресниц», «вы знаете меня и, не знаете», «а такой нос не помешает вам целоваться?»…

Луиза О'Мерфи. Луиза, Луиза…

Луиза, которая стояла на Лионском вокзале в развевающемся красном платье. Луиза, которая всегда все видела из-за своего регистрационного стола. Луиза, которая засунула гневную записку в карман моего плаща, а потом изводила меня своей несообразительностью. Луиза, которая писала мне такие чудесные письма и знала, где находится край света.

— Боже мой, Луиза… — прошептал я.

Я обхватил ее лицо своими ладонями.

— Так это тебя я здесь жду?

Я сразу же утонул в бездонных глазах Луизы Конти, захотел коснуться ее нежного рта и теперь ждал только едва заметного кивка. Когда же я привлек ее к себе и наши губы встретились, в голове неожиданно промелькнула глупая мысль: «Смешно. Всю жизнь мечтал о блондинке, а получил брюнетку».

Больше я уже ни о чем не думал.

Этот самый прекрасный в моей жизни поцелуй, который я ждал как никакой другой и к которому так долго готовился, никак не хотел заканчиваться. Он был само совершенство. Дюк наконец-то нашел свою Принчипессу, и для двоих влюбленных, укрывшихся москитной сеткой где-то в конце улицы Бак, время остановилось.

Так мы и остались бы в книжном магазине, если бы не звонок Аристида. Продавщица выключила бы свет, заперла двери, а мы бы ничего и не заметили.

Однако из-за Аристида нам с Принчипессой пришлось ненадолго расстаться, и я полез за мобильником.

— Je tiens l'affaire! Je tiens l'affaire! [31]— кричал мой приятель, и до меня не сразу дошло, что он слово в слово повторяет фразу, которую произнес мой предок, когда прочитал надпись на Розеттском камне. — В первом письме Принчипессы я нашел предложение, взятое из одной новеллы Барбе д'Оревильи. Она называется «Красный занавес». И знаешь, у кого на столе я видел эту книгу? Ни за что не догадаешься… — Аристид сделал театральную паузу, а я поправил волосы Луизы Конти, разметавшиеся в очаровательном беспорядке. Она издала чуть слышный стон, когда я, не в силах больше сдерживаться, коснулся губами ее рта, и это был единственный звук, который я в тот момент слышал. — Это мадемуазель Конти!

Аристид прокричал эту новость так громко, что Луиза тоже расслышала ее.

Я отпустил Луизу Конти, и некоторое время мы смотрели друг на друга, улыбаясь как заговорщики.

— Знаю, Аристид, знаю, — ответил я в трубку.