Через Атлантику на эскалаторе - Елена Мищенко

«Тебе бы не картины, начальник, тебе бы книги писать»

Кинофильм «Место встречи изменить нельзя»

Не будучи начальниками, мы тем не менее решили воспользоваться советом замечательного актера Евстигнеева, игравшего «вора в законе» Ручечника, отбросили кисти и мастихины, отодвинули мольберты и холсты и взялись за перо, дабы воссоздать хроники одного архитектора. Следует заметить, что хроника – вещь точная, требующая скрупулезного, последовательного описания событий. Мы предались вольному изложению. Поэтому будем начинать сначала, а дальше – как Бог на душу положит.

Первые симптомы увлечения архитектурой появились у нашего героя достаточно рано. Он помнит, как стоял на ступеньках школы номер 25 в городе Киеве и с восторгом любовался изящнейшей Андреевской церковью великого Растрелли. Лицезрение архитектурных достоинств Андреевской церкви не было у него связано с особыми успехами. Его выгнали с уроков. Его предали остракизму.

Причин было несколько. Во-первых, он не принес табуретку и расположился с другими безлошадными школярами на подоконнике. Во-вторых, он не принес двух полей дров, которые было положено вносить в общий котел два раза в неделю. И, наконец, он не принес чистую бумагу, а опять писал, как и прочие парии, на полях газет и ненужных книг. Шел к концу 1945 год.

И все это ему бы простили, как прощали уже не раз, и не ему одному, но, как назло, в этот день он был дежурным по классу и, стало быть, должен был растопить буржуйку. Печки-буржуйки с трубами, выходящими в окна, стояли в каждом классе. Как их топить, когда на первом уроке предстояло писать контрольную, знал каждый школьник. Класс наполнился жутким слезоточивым дымом, начали искать штрейкбрехера на место нерадивого дежурного. Пока нашли, пока проветрили – прошло пол-урока, контрольная была сорвана, и он был изгнан без права возвращения в этот день.

На улице было холодно. На душе было сумеречно. И вдруг… из-за туч вышло солнце и заиграло на белоголубых башенках Андреевской церкви, и настроение сразу улучшилось. Он тогда уже преклонялся перед великим и монументальным искусством зодчества.

Он прошел по Десятинной улице на Правительственную площадь. Огромное несуразное здание обкома партии было на ремонте. Пройдя пустырь, где ранее стоял Михайловский Златоверхий Собор, он подошел к мрачному зданию Кубуча. Что означает это название, он не знал. Отец рассказывал, что в студенческие годы он ел в здешней столовой, и, когда доедал тарелку супа, на дне появлялась фиолетовая надпись: «Украдено в Кубуче». За Кубучем начиналось то, куда он так стремился – Владимирская горка, самый любимый парк города. «Пасовать» или «сачковать» уроки здесь было лучше всего, но было холодно, и он решил пойти на стадион «Динамо».

Тем не менее он не мог отказать себе в удовольствии пройти через Владимирскую горку. Павильончики были закрыты, дорожки покрыты снегом, но все равно здесь все было знакомо и красиво. Величественный Владимир вздымал свой крест на фоне неба. Наконец, он вышел на площадь Сталина. Перед ним открылась картина послевоенного разбитого Крещатика лишь с отдельными сохранившимися в его начале домами.

Наш читатель, наверное, недоумевает – чем вызвана эта экскурсия по Киеву и воспоминания детства, и почему все это озаглавлено «от авторов». Объясняется все очень просто. Над нашим рабочим столом висит перспектива – вид на Крещатик со стороны площади Сталина, которая вызывает целый сонм воспоминаний. Эта перспектива виртуозно выполнена акварелью академиком Георгием Павловичем Гольцем в 1945 году, когда проводился заказной конкурс на проект восстановления и реконструкции Крещатика, и подарена отцу нашего героя автором. На перспективе, нарисованной Гольцем, изображены могучие въездные пропилеи и огромная башня, запроектированная на Думской площади.

Американцы, разглядывая эту перспективу, удивленно спрашивают:

– Неужели это Киев? О, это очень старинный город. Он даже чем-то похож на Флоренцию. Вот эта башня напоминает Палаццо Веккио.

– Возможно, Киев даже старше Флоренции, – отвечаем мы. – Но этой башни в Киеве, к сожалению, нет. Ее в 1945 году хотел построить один из лучших наших архитекторов.

И тут начинаются восклицания: Wow! Really? Great!

А мы ударяемся в воспоминания, перебивая друг друга. Воспоминания вызывают бурю эмоций. Американцы повторяют «Take it easy!», что означает – не переживайте! Относитесь ко всему спокойнее! И мы, поскольку нашему герою придется заниматься воспоминаниями, взяли это за основу при публикации хроник лысого архитектора.

– Почему лысого? При чем здесь прическа? – воскликнет возмущенный читатель.

– Take it easy, дорогой читатель. Во-первых, лысина намекает на определенный возраст, что уже дает право на некоторые воспоминания. Во-вторых, в известной шутке на вопрос «кем лучше быть: лысым или дураком?» отвечают: «Дураком, это не так заметно». Так что лысина дает основания предположить, что герой не лишен определенных умственных способностей.

…Мы идем по центральной улице Филадельфии Маркет-стрит. Нас останавливает удивительная скульптура, изображающая огромный разломанный кусок деревянного бруса с торчащими во все стороны щепками, выполненная в алюминии. Смысл этого сооружения непонятен, да это и не нужно. Главная задача – привлечь внимание прохожих и заставить остановиться. Это вход в самый большой супермаркет Филадельфии под названием «Gallery». Внутри огромное пространство, заполненное большим количеством магазинов, лифтов и эскалаторов.

Возле одного из эскалаторов наше внимание привлек молодой человек лет десяти. Несмотря на его весьма легкомысленный вид, чувствовалось, что когда-нибудь он станет смелым экспериментатором. Он с удивительным упорством пытался подняться вверх по эскалатору, который двигался вниз. Время от времени он преодолевал значительную часть подъема, но вдруг останавливался и опять съезжал вниз. Иногда встречные посетители, едущие обычным путем, не пропускали его и заставляли возвращаться назад. Поэтому он то оказывался уже почти у вершины, то опускался в самый низ.

Воспоминания нашего героя, как мы поняли впоследствии, носят совершенно аналогичный характер. Он, как шестидесятник, начинает свои хроники с конца 50-х и стремительно мчится вверх по шкале времени, пересекая десятилетия к 2000-м годам. Но память такая же упрямая вещь, как и встречные посетители на пути молодого человека. Она возвращает его в 60-е. Он снова поднимается вверх, но опять на какой-то ступеньке останавливается, увлеченный воспоминаниями, связанными с этим временем. И так он все время циркулирует на своем эскалаторе времени, потому что сойти с него невозможно. Нельзя отказаться от начала, от увлекательной, полной воспоминаний, юности, и нельзя перепрыгнуть свое время – будущее еще не свершилось. И да простит его читатель, ибо каждый из нас, увлекшись своими воспоминаниями и воссоздавая в памяти свои хроники, будет так же, как и он, двигаться вниз и вверх по эскалатору времени без устали и без определенной последовательности, – такова природа нашей памяти. Этот калейдоскоп и есть наша жизнь.