Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - Михаил Трофименков Страница 39

* * *

Голливуд обязан сделать все возможное, чтобы собрать деньги на медицинскую помощь немецким бойцам во Франции. Если удастся собрать хотя бы пять тысяч, их хватит на еду и одежду на шесть недель. — Отто Кац, телеграмма Лангу.

Главной заботой Каца теперь было спасение немецких волонтеров, интернированных во Франции, прежде всего двух тысяч раненых, и он по-прежнему рассчитывал на финансовые ресурсы Голливуда. Ланг настаивал, что личное присутствие Каца значительно облегчит задачу. 20 апреля 1939-го Кац и Ильза сошли в Нью-Йорке с борта Queen Mary.

На этот раз целью визита они лукаво назвали встречу с автором недавней книги о политике Великобритании. Кац действительно надеялся на встречу, но кое с кем гораздо более высокопоставленным.

Томас Манн рекомендовал его юристу Феликсу Франкфуртеру, уроженцу Вены, слывшему большевиком за то, что он настаивал на невиновности Тома Муни, защищал мексиканских поденщиков и протестовал против «рейдов Палмера». ФДР сделал его своим советником и — 30 января 1939-го — членом Верховного суда. Франкфуртер свел Каца с Джеймсом Рузвельтом, сыном ФДР. В июле 1937-го, получив по воле отца и с нарушением регламента погоны подполковника, он был назначен секретарем президента. Уйдя в отставку — на фоне слухов о злоупотреблении служебным положением в интересах своего страхового бизнеса, — Джеймс в ноябре 1938-го устроился помощником Сэмюэла Голдвина с окладом 750 долларов в неделю.

Расчеты Каца на его помощь оправдались. За десять недель в Лос-Анджелесе он собрал пятнадцать тысяч и намеревался продолжить сбор урожая на Восточном побережье. Его планы нарушил пакт: 23 августа Кац телеграфировал Лангу, что срочно возвращается в Европу.

Теперь уже не Кац загонял клячу истории — история режиссировала его судьбу. Когда 4 сентября он высадился в Шербуре, Франция уже вступила в войну, шли облавы на подозрительных иностранцев. Избежав немедленного ареста, Кацы занялись организацией отъезда в нейтральную Норвегию; формальности должны были вот-вот завершиться, когда они все же угодили в облаву. Освободиться удалось благодаря влиятельным заступникам, но 30 декабря супругов вновь арестовали, хотя в лагерь и не упрятали: 3 января 1940-го их этапировали в Марсель и усадили в каюту первого класса на судне, уходящем в Нью-Йорк. Круг замкнулся.

Если верить книге «Они предали Францию», весной Кац вновь оказался в эпицентре политической и военной катастрофы, постигшей Францию. Начинается она так:

Это произошло 16 июня 1940 года. Я не знал почти до самого вечера, что это было мое последнее воскресенье во Франции. Такие дни не забываются: все, кто пережил роковые часы в Бордо, навсегда сохранят их в памяти. Я приехал в этот красивый старый портовый город накануне — журналист без газеты. 11 июня старый потрепанный «ситроен» вывез нас четверых из Парижа. Наша маленькая машина ползла со скоростью десять миль в час в сплошном потоке автомобилей, автобусов, грузовиков, велосипедов и повозок. Мы уже не обращали внимания на бесконечные остановки. Мы уже не находили слов для ответа, когда встревоженные крестьяне спрашивали нас: «Что же будет?»

Из книги явствует, что Кац бесповоротно покинул Францию через два дня после прихода к власти маршала Петена 17 июня 1940 года. Последние строки «стреляют» мыслью, к которой Кац изначально подводил читателей.

Франция не была побеждена Гитлером. Она была разрушена изнутри пятой колонной, обладавшей самыми влиятельными связями в правительстве, в деловых кругах, в государственном аппарате и в армии.

Как здорово книга поддерживает легенду Каца, неуловимого, вездесущего, оперирующего десятками имен! Конечно же, ему не стоило труда, едва высадившись 21 января 1940-го в Нью-Йорке, вернуться во Францию по поддельному паспорту.

Только вот свои похождения в горящей Франции Кац убедительно, но выдумал.

По прибытии в Америку он избежал иммиграционных проблем, назвавшись редактором французской газеты L’Œuvre, готовящим репортаж об отношении американцев к европейской войне. Имевшиеся у Каца 1 200 долларов подтвердили его благонадежность. Но о его приезде прослышала Дороти Томпсон, знавшая Каца еще по Берлину: теперь она работала на английскую разведку и донесла иммиграционной службе на «члена ОГПУ» и по совместительству французского и нацистского агента. По ее словам, настоящая фамилия Каца — Бреда или Брадар, и он был в свое время посредником между генералом фон Бредовым, убитым «ночью длинных ножей», и разведкой Рейхсвера.

В начале июня супругов арестовали и поместили на остров Эллис, так что «заскочить» во Францию Отто не мог физически. Помог ли внесенный Крафтом пятисотдолларовый залог, или вмешался — по просьбе сына — сам ФДР, но вскоре их освободили, а в ноябре выдворили в Мексику, где Кацы провели пять с половиной лет. Впервые за два десятилетия Отто оказался на периферии истории. Без дела он не сидел, но все дела были для него мелковаты: вместе с Долорес Дель Рио он создал очередной Комитет помощи жертвам фашизма, издавал очередную немецкую газету, участвовал в борьбе сталинцев и троцкистов, лишившейся после убийства Троцкого былого смысла и размаха. ФБР проверяло слухи о его нелегальных наездах в Голливуд. Однажды он якобы засветился, недоплатив call-girl ^[17]. В то, что Отто «ходил по девочкам» в компании Ланга, Лорре и музыканта Эдди Мартина, поверить легко, но вот в его жадность — никак. Сдается, что ФБР делало стойку на любого приезжего в Голливуде, имевшего несчастье носить фамилию Кац.

* * *

Неужели Голливуд остался без куратора? Считается, что Каца на этом посту сменил не менее суровый и таинственный товарищ — тот самый Петерс-Стивенс, чьим курьером был Лоузи. В Нью-Йорке Петерс якобы создал «Арт-проект» — группу творческих подпольщиков. В нее входили Джеймс Проктор, в будущем — опытнейший бродвейский пресс-агент, и литературный агент номер один Максим Либер. Либер — замечательный пример того, как коминтерновцы с равной страстью отдавались и легальной, и нелегальной работе. Проще сказать, чьим агентом он не был, чем перечислить его клиентов: Сол Беллоу, Бесси, Колдуэлл, Чивер, Ленгстон Хьюз, Карсон Маккаллерс, Натанаэл Уэст, Томас Вулф.

Самый экзотический агент Петерса — японец Хидео Нода, племянник выдающегося военного преступника, премьер-министра Коноэ, ученик и ассистент Риверы в работе над росписью Рокфеллер-центра.

Впервые Петерс навестил Голливуд в начале 1941-го: его Вергилием был, естественно, Лоусон. Повторно — 2–4 мая 1942-го. ФБР узнало о его приезде в ту же секунду, что и Биберман, которому Петерс позвонил из Нью-Йорка. Остановился куратор в доме Уолдо Солта, будущего дважды лауреата «Оскара» («Полуночный ковбой», «Возвращение домой»). За два дня Петерс встретился с двумя десятками писателей: Сидни Бахманом, Джаррико, Коулом, Крафтом, Россеном, Мадлен Рутвен, Лу Харрисом. Никакой подоплеки у его поездки не было: он просто собирал деньги на освобождение Гарри Бриджеса, а собрав пять тысяч, вернулся в Нью-Йорк.

* * *

Между тем наступил последний акт пьесы «Жизнь и удивительные приключения Вилли Мюнценберга».