Йошкин дом - Виктория Райхер Страница 38

Криком кричи. Криком, понимаешь? Рот открой и кричи. Нет, подожди секундочку. Обопрись мне на руку, я тебя подержу. Вот так. И спиной прислонись, удобнее будет. Видишь, я кладу тебе ладонь на позвоночник. Прогнись чуть—чуть, откинься, ляг мне на ладонь, я удержу. не бойся. Вот так. Теперь кричи.

Э нет, ты не кричишь, ты курлычешь. Я же не соблазнять тебя сюда привел. Не надо демонстрировать мне, какой у тебя красивый голос, ты не в опере. Я верю, что ты — нежная, добрая и чудесная, я вижу, что у тебя длинные волосы и нежные ручки. Я не слепой. Но если бы у тебя, такой чудесной, все было в порядке, ты бы сюда не пришла. Я знаю, мы потом об этом поговорим. И про это я тоже знаю, не бойся. Мы с тобой еще непременно поговорим, только потом. Кричи. Давай, не стесняйся. Тут стены толстые, никто не услышит — а и услышит, не испугается, у меня же клиника, а не библиотека. Впрочем, библиотека у меня тоже есть. Профессиональная. Кричи.

Хорошо, уже лучше, только никуда не годиться. Ну где ты видела, чтобы кричали, встав на цыпочки? Встань полной ступней, врасти в землю, а не отталкивайся от нее. Хочешь, я придержу тебя за плечи. Не надо выпрыгивать из кожи, так обойдемся. Ты очень стараешься, а ты не старайся. Ты кричи. Позвоночник выгибай, позвоночник! На ладонь мне! Выгибай! Еще, еще, еще! Голову откинь, руки расслабь, кричи! Вот, молодец, хорошая девочка, хорошая, теперь поплачь. Я знаю, что страшно, а вот про «стыдно» не надо. Стыдно пусть будет тем, кто в этой жизни тебя не любил. Никто не любил? Тем хуже. Пусть им всем будет стыдно. Кричи.

Устала? Давай заканчивать на сегодня. Придешь через неделю, в пять часов. Желательно на голодный желудок, на сытый человек обычно хочет спать, а не лечиться. Да—да, я помню мы же договорились, не забудь. Ничего не заметно, глупости, нормальный, здоровый румянец. Зеркало в ванной, но я бы на твоем месте не стал ничего перекрашивать. И так замечательно. До встречи. Не за что. Пока.

Девушка ушла. Она выглядела крайне усталой, но это было обычным делом: после первой встречи они все обычно выглядели усталыми. После второй — тоже. Доктор Ним подошел к окну и отодвинул занавеску. Вышедшая от него девушка переходила дорогу. Одну ногу чуть подволакивает, плечи перекошены, осанка нулевая, шею править и править, ортопедическая обувь, очки, плохие зубы. Все это было вполне знакомо: многие пациенты доктора Нима выглядели так или примерно так, впрочем как и многие его не—пациенты. Ничего, голубушка, ничего. Ты у меня еще побегаешь. Ты у меня еще забудешь, с какой ноги надевать вставную челюсть. Мы с тобой еще пообщаемся.

— Да, — сказал доктор на стук в дверь и отвернулся от окна. — Да.

— Ну чего ты снова зажимаешься, мы же с тобой давно работаем. Расправься, на какой стройке ты провел эту ночь? Ни на какой? Очень зря, походы по стройкам полезны для общего развития. Вот тебе твоя любимая стена, облокачивайся. За колено не бойся, а подстрахую. Кричи.

Ну вот — а говорил ничего не выйдет. Молодец, уже гораздо лучше. Перестань сгибать эту ногу, я же тебе ее держу! Мы вдвоем тебе ее держим, я и твердая земля, мать твоя. Да ты смейся вслух, чего ты хихикаешь? Смеяться тоже полезно, почти как кричать. Сядь, посиди немного. Ты зря в прошлый раз отказался от чая, те пирожные, которые я тебе предлагал, были очень даже ничего. Нет, сегодня их уже нет, ты что думал, я тут святым духом питаюсь? Давай—ка нажмем на твое колено. Вот так. Я тебе его погрею, не дергайся, посиди минуту. Теперь спокойно вставай и все будет в порядке. Ты хороший мальчик, и колено у тебя хорошее. Кричи. Ну куда, куда, куда ты побежал? Ты кричишь, а не участвуешь в соревнованиях по бегу. Не надо срываться с места, вряд ли тебя это куда—нибудь приведет. Стой спокойно и ничего не бойся. Все самое плохое уже произошло, дальше будет только лучше. Кричи.

Парень вышел, оставив после себя тоскливый запах табака. Нетяжелое, но какое—то нудное детство, занятость матери, суровость отца, детские обиды, ремень, слезы, проблемы, непонимание, школа, издевательства, приятели, драки, комплексы, прыщи, неудачи в личной жизни, еще неудачи в личной жизни, какие—то страсти, попытка самоубийства, прыжок из окна, переломы, ссадины, шрамы. Хороший мальчик. Без дураков, хороший. Перекрученный весь, а так ничего, хотя дергается сильно. Пройдет, впрочем. Все пройдет.

Стук в дверь — слабый, еле слышный. Однако. Это она в первый раз пришла вовремя, не опоздала.

Конечно, можно сидя, вот стул. Вы сегодня гораздо спокойнее, правда? Давайте, начнем. Дышите. Глубокий вдох — глубокий выдох. Глубже, еще глубже. Вдох — выдох. Три глубоких вдоха—выдоха. Спину ровнее. Дышите, дышите, все нормально. Мы же с вами говорили, помните: необязательно сразу все, можно медленно. Я знаю, что вам сложно, я не тороплю. Давайте еще подышим. Плечи держите сами, а я подержу вас за руку. Вот тут — правильно, да? Локоть не напрягайте, дышите, глубже дышите. Спокойнее. Ровнее. Шея. Прямее шея. Еще шея. О, какая замечательная шея, а вы говорите. Нет, это не у вас три шеи, это я вас хвалю. Змей Горыныч? Похоже. Только вряд ли он так шею напрягал, он бы с такой напряженной шеей не проходил и дня, ему же надо было не одну голову носить, а три! Вам тоже? Тоже три? А, за всех ваших безголовых. Тогда тем более. Вы дышите, дышите, за всех дышите. Всеми тремя головами.

Эта — одна из самых сложных пожалуй. Да еще возраст. Детское одиночество, улица, аборты, где—то муж, потом еще муж, дети, а как же без детей, нервные срывы, угрюмость, болеет, тяжело болеет и жалуется, все время жалуется, серая, молчаливая, но даже молча — жалуется, и плечи держит так что хочется держать их все время за нее, и шея — это уму непостижимо, как она с такой шеей еще вообще жива. Робкая, но цепкая. Такая долго проживет, несмотря на все болезни. Вот как именно проживет — это большой вопрос. Хорошо бы, чтоб хорошо.

Крик — не такая сложная вещь, а вот попробуй покричи без подготовки. Ничего не выйдет и ничему не поможет. Кричать надо изнутри, совсем изнутри, чтобы все тяжелое, все страшное, все больное с криком выходило. Кричать надо так как будто ты с этим криком душу отдаешь. В какой—то мере так оно и есть — не душу, а часть души, ту, с которой тебе плохо. Чтобы все, что душит и давит, в крик ушло. Так кричат только один раз в жизни. Так у доктора Нима кричали только один раз, последний. На этом крике курс лечения заканчивался, и в мир уходил новый человек. Легкий, как балерина, и прямой, как струна. Конечно, любой новый человек может наделать массу новых глупостей, но вот этой идущей из детства застарелом боли в нем уже не будет. Ушла. Вышла. Выкричалась. Вся.