Сказки женского леса - Анна Бялко Страница 38
Сказки женского леса - Анна Бялко читать онлайн бесплатно
Ванька соскочил со стула и вихрем унесся в Санькину комнату. Через секунду он вернулся, сжимая что-то в кулаке и хитро поблескивая глазенками в сторону брата.
– Мама! – Санька даже встал от торжественности момента. – Когда ты тогда... Ну... В общем, эта... – он досадливо дернул головой куда-то вбок, за окно, – она тогда захапала все твои кольца, и серьги, и вообще все. И мы не знали, – он на секунду замялся, но взял себя в руки и продолжал, – не знали, удастся ли что-нибудь потом вернуть, и Ванька, – младший, блестя глазами и кивая, подсунулся ближе, – нашел на полу твое кольцо, обручальное, и мы его спрятали и сохранили, и теперь хотим подарить тебе снова.
Ванька торжественно разжал кулачок. На детской ладошке блеснуло матовым бликом ее кольцо – старинное, литого червонного золота, еще бабушкино-прабабушкино... Она когда-то очень его любила, оно всегда жило в их семье, и вот надо же – по возвращении не вспомнила ни разу... Впрочем, она ни о чем не вспомнила – она же видела ту шкатулку, все почему-то казалось опоганенным, а потом, кажется, и вовсе кануло в дыму переделок...
Алла осторожно кончиками пальцев взяла кольцо с детской ладошки. Тяжелое, теплое, оно было таким уютным в руках, так и просилось на палец. Носят ли души кольца?
– Мам, ну давай, что ж ты, мам? – Кольцо само скользнуло туда, где она носила его в прошлой жизни, не снимая, семнадцать лет. Эх, вернуться бы ей туда... Совесть бы поимела, вернуться, развозвращалась, тебе и так еще одно возвращение предстоит...
Но виду подавать было нельзя, и Алла, смахивая рукой непонятную влагу в уголках глаз (ну не плачут же души, в конце концов), схватила обоих сыновей в охапку, закружила и потащила к елке, где таинственным образом (ловкость рук, никакого мошенничества) громоздилась уже груда подарков, манила взгляды блестящей мишурой и глянцем подарочной бумаги.
Сквозь бурю восторгов, охи и ахи, Алла глянула на стенные часы...
– Господи! Без пяти двенадцать! Новый год! Ну-ка, давайте-ка, скорее к столу!
Бутылка с шампанским, звон бокалов, пена на столе и пузырьки, тихо шипящие на стенках тонкого стекла... Без одной минуты... И тут из кухни долетел явственный запах подгорающей индейки...
Чертыхнувшись про себя, Алла отставила поднятый уже было бокал и понеслась на кухню, спасать еду. Нельзя оставить детей без еды! Рывком вывернула вентиль газа, вытащила тяжелый противень, плюхнула на буфет и скорей-скорей, бегом, через весь коридор туда, то есть обратно, к детям, чтобы еще раз увидеть, чтобы быть рядом в тот последний момент, когда...
Под ноги ей попался поводок, брошенный непоседливым щенком на самом проходе. Алла споткнулась, попала ногой в нерасстегнутую петлю ошейника, плюнула, дернулась, но уже не стала нагибаться и снимать, а прямо так, с петлей на ноге и волочащимся хвостом поводка вбежала в комнату. Успела!
Часы медленно, с легким скрипом дернули стрелками последний раз, большая соединилась с маленькой, обе вытянулись в торжественном параде, и наконец раздался хрипловатый бой. Раз! Два! Три!
Все торжественно подняли бокалы и чокнулись. Над столом все на мгновение затихло, только звон колоколом стоял в ушах. Четыре! Пять!
Алла закрыла глаза. Вот и все. Но все равно – она не зря тут была, она спасла детей, она успела... Шесть! Семь! Интересно, какое желание загадают на новый год малыши? Как бы хотелось остаться тут и узнать... Девять!
Душа поднесла бокал к губам. Наплевать, что души не пьют, что она не почувствует вкуса, что ей уже все равно... Двенадцать! Все! Только бы быстро!
Алла открыла глаза. Вкус шампанского легкой кислинкой отдавался на губах. Она никуда не исчезла, стояла в той же комнате, за тем же столом, и сжимала в руке спинку стула – чтоб не упасть. Костяшки пальцев на этой руке побелели.
– Мамочка! С Новым годом! С Новым счастьем! Ура! – Это на нее опять налетели мальчишки! Она обхватила их – таких родных, теплых, прижала к себе, с удивлением чувствуя, как заново отдается во всем теле это живое тепло... Как бы там ни было, а жизнь, кажется, продолжалась...
Она продолжается и до сих пор. Алла не жалуется. Правда, волшебная способность образовывать все необходимое из воздуха легким усилием воли почему-то покинула ее, но она даже не очень об этом жалеет. Разве когда устает на работе сильнее обычного. Зато осталась легкость, почти воздушность, походки, а также способность добиваться исполнения своих желаний любыми представителями противоположного пола. Любезная просьба, загадочный оттенок в голосе, один внимательный, даже пристальный взгляд – и готово. Вы не умеете так?
Женщина шла по железнодорожной насыпи над обрывом. Смеркалось. В тусклом свете угасающего зимнего дня сквозь мутную пелену тумана за обрывом с трудом различались башни и купола монастыря.
По шпалам очень неудобно идти – между них не наступишь, а по ним приходится семенить, все время боясь поскользнуться на сыром снегу. Тяжелая сумка оттягивает руки. Может, надо было пойти через город, но так ближе, и теперь уже все равно. Женщина поставила сумку на шпалу, разогнулась, распрямила затекшие плечи, прижала рукой на секунду ноющую спину. Ничего. Почти дошла. Не привыкать – сколько уж ей приходилось проделывать этот путь, возвращаясь по вечерам домой.
Вот уже осталось всего ничего, миновать переезд, пересечь рельсы, а там еще метров сто – и можно спуститься с насыпи. В этом месте между рельсами растет большой куст, а по бокам от насыпи вниз убегают две дорожки – направо и налево. Как в старой сказке откуда-то из глубин детства: «Вправо пойдешь – женатому быть, влево пойдешь – богатому быть...» Ну и куда ей идти?
Инна повернула направо, зашагала вниз по узкой тропинке среди серых сугробов, подернутых мелкой угольной пылью проходящих поездов. Дорожка скользит и хлюпает под ногами, снег раскис то ли от тепла рельс, то ли сам по себе – тяжелый подол длинной юбки весь вымок и неприятно холодит, касаясь ноги над коротким ботинком. Сумерки сгустились, отяжелели, набухли выморочной синевой. Только половина пятого, а уже почти темнота. Там, где кончаются черные пятна угольной пыли, снег почти такого же серого цвета, как воздух, и все это сливается без перехода в мутный, сырой, плотный кокон.
Дорожка идет под старыми деревьями, окружающими заброшенную церковь, огибает ее, выводит на улицу, по которой – второй дом от угла ее. Не ее конечно, съемный, но все равно – жилье.
Дом уже близко. Фонарь на углу желтоватым бликом чуть разбивает синюю темноту, отсвет дрожит в воздухе. Чего бы ни дать за то, чтоб этот желтенький световой шарик качнулся сейчас не где-то над головой, в пустоте, а ниже – в окнах, означая тепло, людей, ожидание.
Окна пусты. Да нечего и ждать. Кому она нужна на белом свете? Мама... Мама далеко, в маленьком южном белом городке, сидит у окошка и радуется за свою Иннушку, умницу-дочку, которая учится хоть и не в самой столице, но рядом, и не где-то в заштатном училище – в самом Монастыре. И не просто на художника-маляра, вывески писать, десять на дюжину, а – на иконописца.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments