Фотография - Пенелопа Лайвли Страница 38

Тогда Кэт была молода. Причем очень молода. Двадцать с небольшим. Когда же именно? Случайное воспоминание тревожит Элейн, ибо воскрешает в памяти и другие неприятные вещи. Она хочет поскорее отделаться от него, забыть, но в то же самое время с маниакальным упорством вспоминает все точнее. Должно быть, Ник точно помнит. Как помнит все свои прошлые публикации — воспоминания греют его душу и по сей день. Она оборачивается, чтобы спросить у Ника: «Помнишь книгу о вывесках пабов? Когда ты делал эту серию?»

Но Ник здесь больше не живет, и мгновение она испуганно оглядывает пустую кухню.

Заявка на книгу Элейн лежит на столе ее редактора — все три страницы. Скудновато написано, думает Элейн, рассматривая ее, пока Хелен берет страницы в руки, откладывает, не переставая все время вещать. Хелен Коннор мало смыслит в садоводстве, зато прекрасно знает, как издать роскошную книгу с глянцевыми иллюстрациями, которая будет нарасхват во всех графствах страны, гарантией чему является громкое имя Элейн. Вот и теперь она протягивает Элейн пачку снимков — шедевров с точки зрения светотени, глубины, композиции и внимания к деталям. Не правда ли, юноша — талант, он так украсит книгу, мне не терпится с ним поработать… что скажете?

Элейн понимает, что, если не будет осторожна, ее книга рискует превратиться в красочный фотоальбом. Тогда как для нее важен текст — обстоятельный и подробный, снабженный подходящими по смыслу иллюстрациями. В этой книге она хочет расширить тематику и, помимо тонкостей ландшафта и правил выбора растений для сада, рассказать о капризах садовой моды, общественной значимости садоводства, садах как показателях статуса владельцев, садах — примерах для подражания. Ей надоело рассказывать, как устроить клумбу из болотных растений, что сажать на затененных участках, как создавать неординарные цветовые комбинации. Об этом она и так твердит без устали. Теперь она желает поведать о том, что ей пришлось повидать и узнать за все годы посещений чужих садов, во время которых она часто задавала вопрос: зачем эти люди делают то-то и то-то? Практической стороне садоводства она посвятила немало строк — теперь пора рассказать и о теории.

Хелен, конечно, всячески выражает согласие, но мысль о том, что в книге будет больше теории, чем практики, ее пугает. И она предлагает решение — разбавить теорию роскошью издания: качество, стиль и количество фотографий убедят читателя в том, что перед ним обычная книга по садоводству. И если такая будет лежать на кофейном столике, их сад зацветет пуще прежнего.

Элейн прекрасно знает, что у нее есть преимущество. В конце концов, есть и другие издательства. Может, придется и к ним обратиться, но это создаст определенные неудобства, так что она будет до последнего вести переговоры. И они с Хелен пускаются в вежливую перепалку — ни одна из них не собирается сдавать все позиции, обе крайне неохотно идут на уступки, но каждая потихоньку обдумывает пути компромиссного решения.

Два часа спустя Элейн покидает издательство. Ее не назовешь удовлетворенной — и разочарованной тоже. Искать другое издательство она не станет, но текст все же придется сократить, отказаться от потенциально интересной главы. («Книга становится многословной, вам не кажется?» — сказала Хелен). Сама же Хелен понимает, что от фотоиллюстраций на весь разворот придется отказаться в пользу более сдержанного оформления.

Элейн осознает, что в течение всего производственного процесса ей придется отстаивать свои позиции, но потом, книгу же еще необходимо написать. Пока же она может расслабиться: на этом фронте она, по крайней мере на сей раз, одержала победу. Хотя у нее и появились некоторые сомнения касательно Хелен Коннор.

Элейн решила сходить на выставку Королевского общества садоводов, которая устраивалась каждые две недели на Винсент-сквер, перед тем как ехать домой, но поначалу, думала она, ей надо отдохнуть. Купив стаканчик кофе, она направляется на площадь Блумсбери. Только устроившись там на скамейке среди парящих голубей и высоких платанов, она вспоминает это место. Однажды она приходила сюда с Кэт.

Она слышит свои слова: «Я тебе не мать». И Кэт: «Знаю. У меня больше нет мамы».

Кэт восемнадцать, Элейн двадцать четыре, и в эти годы она уже работает вовсю. Сегодня она слышит и видит себя и Кэт точно в конце какого-то временного туннеля. Шум листьев платана заглушает их слова; она не помнит ни того, как они выглядели, ни того, что на них было надето, но прекрасно помнит, что еще тогда, когда они там сидели, она заметила платаны — толстенные кривые стволы и слезающую кору. Они не изменились; тридцать шесть лет для этих великанов — пустяк, она улавливает отзвук себя тогдашней, как она рассматривает деревья и разговаривает с Кэт — далекий, глухой голос, который говорит: да, именно, теперь они остались одни, они уже взрослые, и Кэт должна с этим смириться.

…что-то в этом роде.

— Наверное, тебе это сделать легко, — отвечает Кэт. — А мне — нет.

К тому времени их мать уже два года как умерла. Элейн видит их, мать и Кэт — сестра откровенничала с ней так, как никогда не могла она, Элейн. Объятия, поцелуи, долгие доверительные разговоры, смех. Сама Элейн никогда не была такой; мать ее раздражала. Она считала мать скучной и хотела как можно раньше уехать из дому. Мать же, в свою очередь, стала относиться к Элейн с осторожностью, осознавая, что та считает ее ограниченной. Она стала избегать Элейн, пыталась смягчить ее, беспрестанно извинялась. С Кэт же она вновь становилась самой собой — надежной и уютной.

Эта встреча под платанами состоялась не просто так. Сперва Кэт позвонила ей по телефону: «Дженни меня не любит. Можно увидеться с тобой?» Элейн доводилось часто слышать эти слова, но в этом случае она слышит еще и себя. Не просто слова и фразы, но и собственное замешательство. Тогда вокруг тоже летали голуби и шелестели листвой платаны, и даже сейчас она прекрасно помнит, что чувствовала: ну, нелегко так нелегко, но как я могу дать тебе совет, что делать, ты же не училась в колледже, да и вообще, у тебя должна быть опора… говоришь, актерское училище, что ж, давай, при условии, что, как ты говоришь, нет никаких гарантий, что ты найдешь работу…

Я тебе не мать.

Элейн допивает кофе, выбрасывает стаканчик в урну. Она взволнована, обеспокоена, ее расстройство приобретает иной смысл. Она сердится на Кэт: о чем ты тогда думала? Ник, господи…

Но Кэт недосягаема, она больше не слышит ничьих упреков. Однако в то же самое время она навсегда останется с ней и все время будет вызывать новые и новые воспоминания.

Суббота. Сегодня в саду — день открытых дверей. И погода точь-в-точь такая, какую обещали прогнозы: по летнему небу цвета голубого веджвудского фарфора легкие перистые облачка, теплое солнце и ласковый ветерок. И на парковку, устроенную на месте выгула для лошадей, постоянно заезжают новые и новые автомобили; у племянника Джима работы хватает. И у Пэм тоже — она то и дело бегает от кассы к витринам и обратно. Сегодня рук не хватает: девушка, которая обычно помогала обслуживать покупателей в магазинчике, позвонила и сообщила, что неважно себя чувствует, так что Пэм приходится торговать в магазинчике, вместо того чтобы улыбаться посетителям сада и рассказывать, как что называется. Этим приходится заниматься самой Элейн. Как обычно, к ней подходят с идиотскими вопросами, как всегда, находится тетка, готовая дать совет, что делать в случае эпидемий, теряются чьи-то дети, но сегодня в числе прочих пришли корреспондент одной крупной газеты — интервью с ним может оказаться полезным, — а также несколько по-настоящему знающих и благодарных потенциальных клиентов. Так что настроение у нее сделалось самое радужное; и вдруг на ее пути встает женщина в соломенной шляпе и солнцезащитных очках и радостно говорит «Привет!»