Таежная вечерня - Александр Пешков Страница 37

Ночью прошел небольшой снежок, и Катя различала теперь свежие утренние отпечатки лап поверх припорошенных старых вмятин.

Внезапно почти из-под самых ног девушки вспорхнул взъерошенный рябчик: на мгновение он запутался в ветвях и трепыхающимся комом упал куда-то вниз, в синюю глубь распадка. Катя подошла ближе и увидела маленькую ямку в снегу, а вкруг нее, словно герб: с двух сторон – по четыре тонких симметричных полоски размером с человеческие пальцы – следы оттолкнувшихся крыльев.

Встревоженно затрещала сорока, широко расправляя черные крылья, будто она летела на боку. Шелестели фольгой любопытные сойки, – немного жеманно, – они не так пустоголово, как рябчик, боятся человека, и как-то особенно выказывают свое презрение к охотникам.

Серебристый свет солнца облюбовывал заиндевелые кроны берез и светился сквозь морозные прорехи снежной махры, словно отвердевшими стеклянными лучами.

Катя свернула с накатанной лыжни в распадок. Потом долго кружила по своему вчерашнему следу и уже решила, что потеряла место, где поставила петлю. И вдруг увидела качнувшийся белый комок! Она не верила своим глазам: может, снег упал с веток?.. Катя подкралась ближе, не отрываясь взглядом от белого пушистого зверька. Он сидел неподвижно, плотно прижав к спине уши с темными кончиками, и даже не смотрел в сторону человека. Казалось, что заяц сторожил кусок тонкой проволоки, торчащей у него на загривке. Только ободранные добела кусты тальника выдавали то, что затих он не сразу.

Такой хорошенький, такой милый. Как ребеночек! Катя подумала, что сможет принести зайца домой живым, чтобы приручить его, как кролика. Она расправила рюкзак и попыталась накинуть его на тихого зверька. Но заяц неожиданно взбрыкнул всеми лапами, ощерил крупные желтые зубы и отчаянно бросился на девушку!.. Проволока откинула его на спину. Заяц зашипел, вывернув ноздри и дико раскрыв налитые кровью глаза. Катя испугалась, схватила лыжу и почувствовала, что заяц вцепится сейчас в ее руку! Она ударила его лыжей, чтобы не видеть этот дикий и бесстрашный взгляд. Зверек охнул, обмяк и сел на задние лапы, но не потерял ненависти в помутневших глазах. Девушка била еще и еще, пока на его белой мордочке возле носа не выступило красное пятно…

Она еще раздумывала: забирать добычу или спрятать в снегу, как свой позор. Тогда надо было забрать проволоку.

Катя отвязала ее от ствола талины и подняла зайца, безжизненно склонившего набок голову с открытыми живыми глазами. Они по-прежнему пугали своим блеском. А на снегу появились круглые капли, похожие на стылую ягоду калины.

Она держала на руках теплое существо, и оно опять напоминало ей ребеночка. На миг Катя испытала чувство, по которому тосковала давно. Но потом сунула добычу в рюкзак, надела лыжи и пошла домой.

По дороге она ощущала сквозь рюкзак тепло от зайца и даже подумала, что только оглушила его. Может, она выходит его и отпустит.

Ноша хлопала мягкой тяжестью ниже спины. Катя несколько раз останавливалась, потому что ей чудились рывки ожившего зверя. При этом ей казалось, что следом кто-то крадется. Внезапно оглянувшись, она увидела, что по лыжне за ней тянулись красные пятна. Сами лыжи были тоже испачканы кровью. Катя провела рукой по днищу рюкзака и нащупала теплое липкое пятно. В голове мелькнула мысль: выбросить, закопать и забыть. Но она оттерла кровь снегом с ладони и пошла к дому.

Душа поджала хвост; Катя озиралась.

Тайга вдруг стала чужой, и она в ней – чужая. Сколько раз видела Катя шершавые заячьи катышки возле обглоданных кустов, размером чуть больше фасоли, и даже улавливала от них в морозном воздухе сладковатый дух огуречной грядки. Но теперь запах заячьего помета оказался острым и неприятным.

Придя к избушке, ей стыдно было смотреть на часовню. Вынула за уши окровавленного зайца, спустилась к реке и долго мыла его мордочку в ледяной воде. Бледные ноздри продолжали кровить желто-бурыми пятнами, капающими на мокрый снег. Тогда она положила зайца на край проруби, свесив голову так, чтобы его нос обмывало течением реки.

Поднявшись на несколько ступенек, Катя опять оглянулась. Заяц лежал у проруби с какой-то зловещей неподвижностью: взъерошенная мокрая шерсть, загнутые усы, оскаленные зубы, сквозь которые временами отчего-то надувались кровавые пузыри. Катя вернулась к реке и закопала зайца в снег. А для верности придавила березовой чуркой.

Весь день ей хотелось только пить.

Сидеть дома она уже не могла. Девушка пошла на станцию встречать Соловья. По дороге ее опять мучили видения. Ей казалось, что к реке придет рысь на запах крови, откопает и унесет ее добычу. Она даже хотела вернуться, чтобы положить зайца в рюкзак и уже не расставаться с ним. Всю дорогу она чувствовала на себе кислый запах крови и заячьего помета. Думала, что охотник всегда легок, жаден и голоден, но была так измучена, что с отвращением вспоминала о еде.

Даже вечером, когда Соловей сварил и обжарил красное мясо, Катя не съела ни кусочка.

Саня добродушно усмехнулся:

– С почином тебя! – и добавил в своей обычной манере, будто кто-то шепнул ему только что: – В тайге у человека половинка души звериной становится!

– Твоя-то половинка в берлоге спит? – спросила Катя ревниво, видя, с каким удовольствием он ест зайчатину.

Назавтра она уехала в город за бусами. Но с того раза стала приходить к Сане гостевать.

39

Переходя речку по бревну, он отметил резкий подъем воды, хотя в прошлые дни было сухо. Нехорошее предчувствие не обмануло его: подобравшись ближе к бобровой плотине, Саня нашел ее проломанной.

Хлынувшая вода вымывала глину, обнажая каркас из спутанных веток. На берегу возле плотины он заметил примятую траву: должно быть, сидел медведь и ждал, когда бобры начнут ремонт…

Вернувшись к дому, Саня увидел медведицу.

Она выпила чай из котелка и съела все побеги пучки на поляне.

– А, пришла… Блудня! Где шлялась-то столько времени!

Услышав его, Машка подняла морду, блестя маленькими глазками под серым выцветшим лбом. Он даже не успел вздрогнуть и продолжал говорить, как говорят с домашними животными, которые «все понимают, но сказать только не могут». При этом хозяин охотно подсказывает своей скотинке нужные слова, озвучивает преданный скулеж.

Но его медведица никогда не подстраивалась под человеческую речь.

– Не ты бобров-то разорила?..

Зима прошла, а взгляд не изменился! Такой же короткий и странный, как будто ей неудобно было смотреть на человека в упор.

– Куда пошла? Не трогай! Нет больше угощения.

Медведица задела лапой ведро, перевернула, но играть не стала. Подошла к крыльцу и понюхала Катины ботинки. Потом она смахнула лапой один ботинок и сделала вид, что споткнулась об него…

– Маша, не тронь!

Медведица поднялась на задние лапы перед оконцем, из которого выглядывала Катя, и почесала когти о железные прутья. Казалось, что она разглядывала свое отражение на темном стекле: откидывая назад голову и скаля клыки. Медведица присела на задних лапах и стала щипать конец металлической полосы, при этом она раздувала ноздри двустволкой и хрюкала.