Сокровище господина Исаковица - Данни Ваттин Страница 37

— Мы приехали, – говорю я ему. – В город, где раньше жила наша семья. Ну как тебе?

Сын озирается, смотрит на улицы, магазины и немногочисленных прохожих.

— Здесь хорошо, – отвечает он чуть погодя.

— Ты так считаешь?

— Да, потому что идет дождь, а никому нет до него дела. Все разгуливают без плащей и зонтиков и не боятся промокнуть. Это здорово. У нас в школе стоит упасть нескольким каплям, как тебя заставляют надевать дождевик.

Согласно кивнув, я подхожу к отцу и предпринимаю еще одну попытку разжечь в нем хоть какой‑то энтузиазм перед этим историческим мгновением, но натыкаюсь на полное безразличие. Отцу не слишком интересно, и он вовсе не хочет идти с нами на встречу с историком.

В результате мы с сыном, узнав дорогу у молодой польки, вдвоем заходим в здание муниципалитета и сообщаем секретарю о своем приходе. Вскоре за нами спускается молодой человек, с которым я переписывался по электронной почте, и ведет нас в комнату, где уже ждет историк.

Складывалась ситуация почти как в телевизионной программе "Что ты знаешь о своей родословной?", где люди, отыскивающие собственные корни, приходят в архив, и там им открывается правда об их происхождении. Под звуки сентиментальной музыки они узнают, что их двоюродный прадед был сапожником, и у них на глаза наворачиваются слезы, поскольку они наконец находят объяснение жизненно важному обстоятельству: теперь понятно, почему они так любят покупать обувь.

Я надеялся, что здесь произойдет нечто подобное – миг прозрения и понимания. Но получилось совсем не так. Возможно, потому что в здании муниципалитета блистают своим отсутствием и торжественный, настраивающий на возвышенный лад струнный оркестр, и элегантный свет, бьющий в глаза так, что можно расплакаться. Зато в наличии имеются:

• плохо освещенная комната;

• стол, вокруг которого сидим мы с сыном, представитель муниципалитета и историк;

• поднос с кофе.

И происходит следующее:

• мы почтительно здороваемся друг с другом;

• дама–историк делает мне выговор, потому что в отчаянной погоне за информацией я случайно отправил один и тот же имейл множеству разных людей из ее офиса;

• я усиленно извиняюсь за неэтичное обращение с электронной почтой (и обещаю себе впредь больше походить на бабушку Соню).

Далее историк принимается излагать нам историю региона в хронологическом порядке. Говорит она по–польски, периодически делая паузы, чтобы молодой человек успевал переводить. Я изо всех сил пытаюсь следить за ходом ее мысли и перебиваю, только услышав что‑нибудь имеющее отношение к нашему роду, но меня лишь резко одергивают пожеланием, чтобы я приберег свои вопросы до окончания лекции.

В течение сорока с лишним минут, пока все это продолжается, сын сидит в торце стола, подперев голову руками и пытаясь бороться со сном. Предложенная нам презентация явно не была рассчитана на детей, и девятилетнему мальчику наверняка далеко не просто ее осмыслить. Но он держится молодцом, и мы продолжаем узнавать разные интересные детали. Например, что в городе никогда не жило более сотни евреев, но большинство из них, подобно моему прадеду, были патриотами и в Первую мировую войну сражались за Германию. По словам историка, отношения между иудеями и христианами были в целом очень хорошими, но с ростом популярности нацистов ситуация быстро изменилась.

Георг рассказывал нам кое‑что о том времени, в частности, как быстро союзники превращались во врагов. Одним из его самых сильных детских воспоминаний было то, как в магазин их семьи зашли обедневшие польские рабочие. Они нуждались в новой одежде, но не могли за нее заплатить, поэтому моя прабабушка Доротея отдала им одежду бесплатно. Подсчитывая в тот вечер кассу, рассказывал Георг, ее муж выразил некоторое недовольство по поводу такой щедрости. Но прабабушка не придала этому значения – она была рада, что смогла помочь. К сожалению, ее доброе дело осталось без вознаграждения: несколькими годами позже, когда еврейские магазины начали бойкотировать, те же самые рабочие стояли перед их дверями и призывали ничего у них не покупать.

О событиях в городе непосредственно в гитлеровское время историк рассказала не слишком много. Только что немцы в 1935 году разгромили еврейское кладбище, а в Хрустальную ночь подожгли синагогу и что всех евреев Мариенвердера в тридцатые годы вынудили продать или просто бросить свои предприятия и покинуть город. В таком случае эта участь должна была постигнуть и моего прадеда, что меня удивляет, поскольку я всегда считал, что нацисты забрали его именно отсюда.

Однако за бурную историю Мариенвердера это был не последний раз, когда дому прадеда предстояло сменить владельцев. Следующая рокировка произошла в начале 1945 года, когда город заняла Красная армия, развернув в нем русский госпиталь. Это событие, объяснила историк, стало катастрофой для города, поскольку за короткое время своего пребывания русские сожгли здесь более сорока процентов всех зданий. И среди них дома на площади, где находился магазин прадеда.

— А что произошло с районом вокруг площади? – спрашиваю я, когда она закончила лекцию.

— После ухода русских там ничего не осталось, – отвечает она.

— Ничего?

— В течение пятидесяти лет там был просто пустырь. Но лет десять назад муниципалитет решил начать воссоздание старой торговой площади и произвел раскопки.

— И что там нашли? – спрашиваю я.

— Ничего ценного. Только предметы быта, типа вилок и тому подобного.

Да, это уж точно не мгновение из передачи "Что ты знаешь о своей родословной?". И оптимизма не прибавляется, когда историк рассказывает, что, несмотря на наличие большого фотоархива, у них нет ни единой фотографии принадлежавшего Герману Исаковицу магазина мужской одежды. А это, в свою очередь, означает, что нельзя точно сказать, где именно располагался магазин, поскольку из‑за склонности русских к сжиганию важных архивов не сохранилось никакой сколько‑нибудь надежной документации о времени, предшествовавшем 1945 году.

Насколько я понимаю, существует два возможных местоположения магазина. Согласно найденным мною старым объявлениям, он находился по адресу: Марктплатц, 11, а в некоторых документах муниципалитета значился адрес: Марктплатц, 1. Историк показывает на старом плане, где располагались оба здания. Но поскольку план не слишком подробный, на нем невозможно отличить здания от садов, что еще больше усложняет поиски нужного нам места.

Перед нашим уходом молодой человек достает туристскую карту и отмечает на ней достопримечательности, которые, по его мнению, нам следует посетить. Дойдя до еврейского кладбища, он рассказывает, что там долгое время были проблемы с кражами. Люди забирали надгробия и использовали их в качестве укрепляющего строительного материала, поэтому муниципалитет переместил оставшиеся камни в надежное место. Поскольку есть шанс, что одно из надгробий принадлежит моей прабабушке, я спрашиваю, нельзя ли их увидеть. Оказывается, что мое желание легко выполнимо, и мы договариваемся о встрече на следующий день.