Собачья голова - Мортен Рамсланд Страница 37

— Мы должны навестить Анне Катрине. Она пошла, — объясняла Ранди, когда, взяв за руку папу Нильса, ковыляла по ступенькам, а потом и через неблагополучный район, чтобы стать свидетелем чудесного события.

— Ингрид? — спросил Нильс.

— Да нет, дурак ты эдакий, Анне Катрине! — объясняла Ранди, раздраженно глядя на мужа, в котором почти ничего не осталось от былого величия. — «Пресвятая Дева Мария, как летят годы», — подумала Ранди и вдруг обратила внимание на маленького светловолосого мальчика, который копался в мусорном контейнере на перекрестке. «Ну и райончик», — подумала она с отвращением.

Она подгоняла Нильса, чтобы тот не отставал, но не сводила взгляда с мальчика, который уже почти полностью скрылся в контейнере. Что-то было в нем знакомое. Она была уверена, что где-то видела его раньше, «но где?» — думала она, и только когда мальчик исчез в контейнере, вспомнила и, оставив Нильса, ринулась к нему.

— Фу! Сейчас же прекрати. Что тебе там понадобилось?

— Золото и скальпы, — ответил Кнут, вытаскивая из контейнера несколько старых костей.

— Какая гадость! — воскликнула Ранди.

— Это маленький Нильс Джуниор? — поинтересовался папа Нильс.

— Это Кнут, самый младший. Что ему тут понадобилось? — проворчала Ранди и потащила мальчика за собой.

Когда они добрались до дома, оказалось, что Бьорк уже вызвала и свою мать — хотя вообще-то Эллен в последнее время не очень часто бывала у них. Аскиль так и не смог забыть, как с ним в молодости обошлись на белой патрицианской вилле на Калфарвейен, и с годами в его душе накопилась горечь. То, что именно родственники Бьорк помогли Аскилю, когда он потерял работу в Ставангере, отнюдь не пошло на пользу их отношениям. И когда сестра Бьорк заезжала к ним со своим замечательным мужем на новом «вольво», нельзя было сказать, что дедушка был особенно радушным.

Дело в том, что Аскиль почти убедил себя в том, что, если бы семейство Свенссонов в свое время отнеслось к нему всерьез, он вряд ли пошел бы на риск и отправился воровать лес. Теперь он не жалел язвительных замечаний, когда речь заходила о семье Бьорк, и, естественно, Бьорк предпочитала встречаться с матерью в других местах. Чаще всего на Шивебаккен или в доме сестры. Однако Бьорк все равно чувствовала: у матери с сестрой есть что-то общее, не имеющее к ней никакого отношения, и к тому же если уж говорить начистоту, то Лине уже начинала уставать от вечных жалоб Бьорк.

Собралась вся семья, и впервые за долгое время Анне Катрине почувствовала себя центром всеобщего внимания. Родственники застали ее на полу в гостиной, где она играла с мячиком Кнута. Она била по нему, некоторое время сидела неподвижно, а потом ползла за ним.

— Иди-ка сюда, покажи нам, чему я тебя научил.

Но Анне Катрине не хотела вставать на ноги.

Она сказала «ту-ту», пожевала руку Аскиля, поползла за мячиком и снова ударила по нему. Так прошло полчаса. Аскиль несколько раз поднимал ее на ноги, но каждый раз, когда отпускал, ноги под ней подкашивались, и она растерянно смотрела на преисполненных надежды родственников. После нескольких неудачных попыток Аскиль сказал:

— Бьорк, давай-ка угостим всех кофе!

За столом у всех было подавленное настроение, а папа Нильс не мог понять, где он находится. «Мы в гостях?» — спрашивал он несколько раз. Ранди вынуждена была раздраженно объяснять, где они находятся, после чего Нильс в минуту просветления фыркнул на жену и заявил: «Конечно же, я знаю, где мы находимся. Мы в шкиперском домике в новом районе!» После чего небрежно бросил окурок сигары на подоконник. Ранди стала его ругать на чем свет стоит, мама Эллен подумала: «Боже, ну и семейка», и посреди всей этой сцены Анне Катрине поднялась и на некрепких ногах пошла к подоконнику и дымящемуся окурку, приземлившемуся в цветочный горшок. Конечно же, когда вся семья начала аплодировать, выкрикивая восхищенное «ура!», она немного испугалась.

— Что я говорил! — кричал Аскиль. — Она почти парит в воздухе!

Но тут папа Нильс поднялся из-за стола и заявил:

— Послеобеденный отдых, увольнительная, к сожалению, мне пора домой.

— Что? — завопила мама Ранди, а Анне Катрине переходила от одного к другому, и все хвалили ее изо всех сил, целовали в щечку и гладили по голове. — Сейчас, когда мы наконец-то куда-то выбрались!

— До свидания, — сказал Нильс, протягивая жене руку, — приятно было познакомиться.

— Да пусть идет, — промолвил Аскиль в ответ на слова Ранди: «Нильс не может отправиться домой один, в его-то состоянии!»

— Если ты вернешься домой, а его еще не будет, мы отправим на его поиски Нильса Джуниора, — сказал Аскиль. — Ему, когда надо кого-нибудь найти, нет равных.

— Может быть, я и стар, — заявил Нильс, — но я не идиот. Что я, не найду дорогу домой?

В такие минуты казалось, что у папы Нильса поразительно ясное сознание. Родственники заставили его повторить, как следует идти домой, и он несколько обиженно описал им весь путь до малейших подробностей. Этот поток красноречия убедил маму Ранди, и, поколебавшись, она отпустила мужа, напомнив, что одна ступенька на лестнице сломана.

— До свидания, — сказал папа Нильс еще раз и поклонился жене, — приятно было познакомиться.

* * *

В тот вечер путь Ушастого домой пролегал через неблагополучный квартал. Он несся по улицам, вооружившись самодельной дубиной — ничуть не сомневаясь в своей неуязвимости. В голове его проносились кадры из фильмов, которые он смотрел в кино вместе с Турбьорном и другими соседскими мальчишками: одинокий ковбой приезжает во враждебный город, Джон Уэйн скачет по прерии, индейцы преследуют его на украденных лошадях, шестизарядный револьвер ослепительно блестит у него в руках — все равно что самодельная дубина… Да, так вот и скакал Джон Уэйн на своей воображаемой лошади, как вдруг резко остановился, увидев семерых индейцев, которые стояли и ничего не делали!

— Черт побери! — выругался Ушастый, повернулся и побежал в обратно, но местные мальчишки уже заметили его: «Эй, Ушастый, надо поговорить!»

Ушастый улепетывал во все лопатки, шестизарядный револьвер («Если бы это был настоящий шестизарядный револьвер», — пронеслось у него в голове) стал влажным от пота, и он повернул в переулок, но его ожидала та же неприятная картина: индейцы посреди улицы, которые ничего не делали. Он еще раз свернул, но в другом конце улицы показались первые семеро индейцев, и все кинокадры исчезли из памяти. Он больше уже не был Джоном Уэйном, а был Нильсом с большими ушами, а индейцы не индейцами, а мальчишками из неблагополучного района, имеющими пристрастие к собачьим какашкам. Иными словами, и впереди, и позади него были враги, и он побежал к заброшенному зданию магазина, взобрался на крышу, но спуститься с другой стороны не смог. «Черт возьми!» — выругался он снова, прикусив губу, когда обе ватаги собрались внизу.