Лето - Алла Горбунова Страница 37

Снова началась жара, чудесная августовская жара, люди отдыхают на пляжах, купаются, я хожу по участку в купальнике. Всюду цветы: на участках – пышные садовые, в лесу – вереск, на аллеях – шиповник. Ночи уже почти тёмные, хотя небо не чёрное, а, скорее, очень тёмно-голубое. Часто видим на участке ежей, и во время прогулок тоже. Недавно встретили ёжика, он бежал через дорожку, но, увидев нас, замер и превратился в клубок, а как только мы отошли – снова быстро-быстро побежал. Видели большую лягушку, мама потрогала её травинкой, и лягушка от страха описалась, из-под неё потекла лужица. Сегодня ходили на Большое Борковское и в бар «Мотор», видели на холме за верёвочным парком пасущихся лошадей. Они часто там пасутся, иногда подходят к самому бару. На участке то там то сям вижу грибы: лисички, подберёзовики, сыроежки, поганки. Раньше подберёзовиков было особенно много, дедушка говорил, что на участке у нас грибница.

Сегодня мы купили какое-то особенное устройство для запуска мыльных пузырей. Там такая конструкция, что мыльные пузыри получаются огромные, больше человеческой головы, и почему-то они разных цветов: бывают золотые, бывают какие-то сине-малиновые. Мы долго пускали эти потрясающие пузыри, они разлетались по лужайке, в них отражались мир, деревья, мы с Гошей и Егором. Егор спросил: «Это пузыри из моего детства?» Я сказала ему: «Да, это пузыри из твоего детства, смотри на них внимательно». Егор так спросил, как будто сам он – не только в своём детстве вместе с этими пузырями и с нами, но и где-то ещё, вне времени, наблюдает себя-ребёнка и эти пузыри и думает: «Вот они, пузыри из моего детства». Как будто он одновременно и внутри своего детства, и вовне его, вовне любого времени, и там, из этой точки вовне, он видит и себя – ребёнком, и себя – взрослым, и себя – стариком. Оттуда, из вечности, он смотрит на себя во времени, себя в мире и узнаёт – вот они, пузыри из моего детства. Огромные, переливающиеся пузыри. Пузыри, которых, с одной стороны, до этого дня не было никогда и которые, с другой стороны, уже были вместе с этим летним днём, молодыми родителями, маленьким мальчиком, смеющимся от восторга. Это пузыри, которые есть всегда, вне времени, а здесь, в мире, свой единственный раз они случились сегодня, и Егор опознал этот единственный раз, узнал в них те пузыри, которые были и есть всегда, зафиксировал: вот этот день, эти пузыри из моего детства – так это было сегодня. Возможно, он помнил этот день ещё до рождения, как помним мы свою жизнь перед тем, как прожить её. Огромные золотые, сине-малиновые пузыри, в которых отражаются ребёнок, мама, папа, лес, старая дачка. Вот они, Егор, узнаёшь? – пузыри из твоего детства.

Недавно буля показала Егору икону Иисуса Христа, где он на облаке. «Он на облаке?» – спросил Егор. «На облаке», – подтвердила буля. Егор замолчал, задумался, потом сказал: «Так значит, он умер?» «Умер», – сказала буля. А про воскресение не сказала. Но сказала, что можно обратиться к Иисусу и попросить у него разные хорошие вещи, чтобы все были здоровы и т. д. Тогда Егор взял булин крестик и стал просить у Иисуса, чтобы все были здоровы и всё было хорошо, и долго так молился.

Время от времени мы с Егором гуляем по чудесному переулку на «Светлане». Это волшебное, зачарованное место. Вначале по обеим сторонам переулка идут участки, сквозь заборы видны старые дома, поляны, вездесущая гортензия. У заборов растут ели, над тропой нависают еловые лапы. Останавливаешься и заглядываешь, смотришь сквозь заборы-сетки: цветы, ели, малина. Кажется, что на этот переулок выходят зады участков: на некоторых участках как будто и вовсе нет ворот, калиток со стороны переулка, а на некоторых есть, но кажется, что ими не пользуются, и тропа к ним заросла. Дальше переулок переходит в лес, начинает идти по лесу. Стоят люпины с серыми пушистыми стручками. От тропы, идущей по лесу, можно свернуть к прячущимся за деревьями по обеим сторонам тропы дачным участкам, подойти к ржавой калитке среди деревьев, увидеть за ней поляну, яблони с созревающими, уже довольно крупными яблоками, черничники под забором. Пройти по тропке к другой калитке: там сосны на участке, солнце, огромная ель, какие-то ржавые бочки. Под ногами разбросаны еловые шишки. Одна за другой в лесу – эти ржавые калитки в Страну чудес, задние калитки садов, тропинки к которым заросли травой, листьями ландышей. Задние калитки, за которыми яблоневые сады. В одном месте вдоль тропинки идёт стена молодых елей. И ещё одна ржавая калитка в заборе-сетке. За ней – огромная белая гортензия и красные яблоки на яблоне, теплица. Потом начинается совсем лес. Укромные затишки, калитки в лесу. Домики, к которым подходят укрытые от мира подступы. Кот в траве. Косое солнце. Пение птиц. С одного из участков звучит музыка, похожая на саундтрек к фильму 1930-х годов. Пожилая женщина на верёвке развешивает бельё. Вьюны оплетают старые веранды. Девочка с собранными в хвост волосами вывозит велосипед. Мгновенное узнавание: и я была такой девочкой, я могла бы быть ей, жить в этом доме. Может, это и есть я? Я знаю, что этот переулок – одно из самых красивых, самых волшебных мест в мире. Когда идёшь по нему – Страна чудес подходит близко-близко, ещё немного – и ты войдёшь в неё навсегда и никогда не вернёшься.

Ходили на Осиновское озеро. Солнце, жара, провели там полдня. Егор играл на пляже с шестилетним мальчиком Димой. Им было интересно вместе, они строили замки, дом из веток, бегали друг за другом, прорывали в песке ходы для воды из ручья, сражались с пиратами, решали, кто из них король, и даже играли в обычную жизнь: будто бы Дима – папа Егора и Егор его будит с утра, а папа не хочет вставать. На аллеях всё больше вижу плодов шиповника и всё меньше цветков. На одном из участков сегодня видела огромные подсолнухи.

Мы часто по утрам ходим на рынок и едим пышки – это одна из местных достопримечательностей, пышки на 67 км. Егор их любит, а для меня это скорее ритуал – посидеть в солнечный августовский день за столиком у пышечной, попить какао.

Следим за новостями про Беларусь, узнаём от друзей и знакомых из Минска, что ОМОН делал с народом, с мирными жителями. Я часто вспоминаю фотографию сотрудников Освенцима на отдыхе. Парни и девушки, весёлые, хохочут, аккордеон в руках, 1942 год. Молодые, счастливые, беззаботные лица. Отдых, шутки, тимбилдинг. Обычные ребята, не монстры, не звери. Банальность зла.

В детстве, юности у меня было ощущение какой-то могучей силы, великой и мудрой, лежащей в основе мира, ощущение истины, которая стоит за нашей жизнью, вера в истину и любовь, которые в конечном итоге победят, вера, что всё не напрасно. Может, с тех пор и началась моя депрессия, когда это ощущение меня покинуло. Нет у мира никакой основы, ничего ни за чем не стоит. Вот – летняя ночь, зелень в окне, детские тапочки у двери, спящий ребёнок. Всё, что есть, – и это и есть самое дорогое. Смотрю на детские тапочки у двери – и в них вся поэзия мира, вся история, вся любовь. А смысла нет. Недавно Егор прыгал на кровати и кричал: «Смысла нет! Смысла нет!» Не знаю, с чего ему пришло в голову это кричать, где он это услышал. Я спросила его: «А Бог есть?» «Бог есть, – сказал Егор, – а смысла нет».

Помню, читала в юности у Кастанеды про летунов: что есть такие существа во Вселенной, у которых мы находимся в рабстве, а сами об этом не знаем. Что они нас просто разводят, как кур в курятниках, чтобы питаться нашей энергией, мы для них ресурсная, кормовая база. Мы только для этого и нужны. В наших обществах мы – кормовая база, и во Вселенной мы – кормовая база. Нас разводят, как цыплят-бройлеров, рождающихся только для того, чтобы быть съеденными. А ведь они тоже живые, воспринимающие существа. Им тоже может быть хорошо или плохо. Мы сами это делаем с другими существами, с животными, птицами, – почему же такой странной, противоестественной кажется мысль, что так могут делать и с нами. Наверное, так было и так будет: войны, диктатуры, насилие, жажда власти, корыстные интересы, идеологии, ради которых готовы убивать людей, деньги, нефть, много шума и ярости и очень мало смысла. И идущий через всё это неотмирный, бесконечный и ничей свет. А полётов к далёким звёздам не будет, борьбы с болезнями и смертью не будет, осмысленного и общего будущего человечества не будет. Будут умирать дети, богатеть богатые, править тираны. Будет этот хаос интересов, страстей, жестокости, пока солнце не погаснет или не случится что-то ещё, что закончит жизнь на нашей планете. И всё закончится так же бессмысленно: было человечество – и нет, копошилось на планете – и вымерло.