Ученик аптекаря - Александр Окунь Страница 36

Аптекарь обожал фольклор — устный, музыкальный, — и эта его привязанность передалась и мне тоже, и потому я к пословицам и поговоркам отношусь с уважением, а не как к отжившей рухляди. В частности, мне не раз на собственном опыте приходилось убеждаться в справедливости поговорки «Пришла беда — отворяй ворота». А еще, также путем личных наблюдений, я убедился, что череде бед и горестей обычно предшествует вроде как ничем не связанное с ней событие. А то, что событие это не просто так событие, а предупреждение, понимаешь, увы, как правило, задним умом. Вот таким сигналом и стала свадьба Поляка, да только никто на сигнал этот внимания, как водится, не обратил. И до сегодняшнего дня мне порой хочется верить, что, не сделай он эту глупость, или, как печально сказал Анри, не влипни он в эту вонючку, все могло пойти по-иному, но, с другой стороны, как сказал бы Эли, пойти по-другому — оно, может, и пошло бы, да только все равно пришло бы туда, куда должно было прийти. А Художник, скорее всего, заметил бы в ответ, что прийти оно, конечно, пришло бы, но поступать надо в соответствии со своей натурой и не напяливать чужую личину, даже если она красивее собственной физиономии.

В общем, как ни крути, но именно после этой треклятой свадьбы все пошло вкривь и вкось. Через две недели умерла жена Кукольника. На кладбище он молчал, равнодушно глядя широко открытыми глазами то в голубое весеннее небо, то на могильщиков, деловито забрасывающих яму песком и камнями. Потом, ни с кем не прощаясь, повернулся и, посвистывая, ровной походкой пошел к своему фургону, легко запрыгнул в него, завел мотор и тронулся с места. Проехав метров двадцать, остановился, дал задний ход, поравнялся с нами и, равнодушно глядя на нас, сказал:

— Приходить не надо. — И уехал.

Появился он через две недели. Поставил на стол бутылку бренди, взглянул на Марию. Мария достала из буфета бокалы, поставила на стол. Кукольник взял бокал в руки, щелкнул по нему. Бокал пробежал по рукаву, наклонился к уху.

— Не может быть, — ужаснулся Кукольник.

Подпрыгивая, бокал лихорадочно шептал ему на ухо неслышные нам слова.

— Ну, хорошо. — Кукольник снял бокал с плеча, поставил на стол и провел пальцем по ободку. Бокал отозвался чистым высоким звуком. — Так-то лучше. Какие у нас секреты…

Открыл бутылку, налил. Все выпили, помолчали.

— Прощаться пришел? — нарушил тишину Аптекарь.

— Прощаться, — сказал бокал.

Я вздрогнул и тут же выругался про себя — способность Кукольника чревовещать всякий раз заставала меня врасплох.

Кукольник провел левой рукой по щеке Марии, и на его ладони оказались две сережки с голубыми камешками, улыбнулся, дотронулся до пышной гривы Елены и вынул из волос зеленые бусы. Протянул женщинам — на память.

— Чего ты? — тускло сказал Поляк. Последнее время он часто бывал тусклым. — Чего ты?

— Чего ты, чего ты, — передразнил Кукольник. — Да ничего. В дорогу пора…

Я смотрел на его спокойное лицо и отчетливо понимал, что вижу его в последний раз.

— Ты не вернешься, — сказал я.

— Не вернусь. — Кукольник ласково взглянул в мои повлажневшие глаза. — Но мы оба будем помнить друг друга, не так ли?

Я молча кивнул.

— Время от времени мы даже будем разговаривать друг с другом.

— А как? — встрепенулся я. — Ты будешь звонить?

— Нет, — улыбнулся Кукольник. — Звонить не буду. Но для того, чтобы говорить друг с другом, телефон не нужен.

— А стакан нужен, — заявил бокал.

— Тсс! — Кукольник щелкнул его по крутому стеклянному боку. — Ишь, какой умник нашелся! Впрочем, — он подмигнул Поляку, — от стакана пользы точно больше, чем от телефона.

Побарабанил пальцами по столу. Встал. Поцеловал руку Елене и Марии. Коснулся губами щеки Вероники. Хлопнул меня по плечу. Повернулся к кавалерам. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Кукольник сделал шаг вперед, поочередно обнял каждого, повернулся и пошел к выходу. На мгновение его темный силуэт замер в светлом прямоугольнике дверного проема. Не поворачиваясь, он махнул рукой, и двери закрылись.

— Чего стоять, — буркнул Аптекарь, тяжело опустился на стул, исподлобья взглянул на кавалеров, взял бутылку, плеснул каждому и приподнял бокал. — Погладим дорожку…

Не успела, так сказать, осесть пыль, поднятая уходом Кукольника, как завертелась катавасия с Поляком. По слухам, нелады с молодой женой начались у него чуть ли не сразу после свадьбы. Откуда брались эти слухи, я не знаю, так как Поляк ничего никому не говорил, но он все чаще и чаще засиживался у нас допоздна, а порой даже оставался ночевать.