Период полураспада - Елена Котова Страница 36

Ирка и сама была необычайно хорошенькой – черноглазой, яркой, как отец, с пухлыми выразительными губами, совсем не похожей на мать, прямую и мосластую, с тонким, неизменно поджатым ртом и глубоко посаженными серыми глазами. Но сравнивать себя со старшей сестрой ей не пришло бы в голову, сестра была совершенно особенной, а она, Ирка, – обыкновенной. Она сутками просиживала за роялем и не стремилась завоевывать мальчиков, да и какие мальчики в Гнесинском институте. А вот Алочка…

Никто не умел так одеваться, как ее сестра, так головокружительно смеяться, откидывая волосы назад, ни у кого не было и быть не могло таких ослепительно белых, ровных зубов. Если бы еще сестра пускала ее в компанию своих студенческих приятелей, что собиралась в угловой комнате на Ржевском каждую неделю! Она бы, Ирка, ничего никогда не сказала бы, просто сидела бы тихонько в уголке. Какое это было бы счастье! В угловой комнате собирались такие интересные люди! Там обсуждали Цветаеву и Пастернака, а то и Шостаковича. Но Алка же ничего не понимает в музыке! Хотя это ей не нужно…

В компании Алки были и совсем взрослые люди – одна пара успела не только пожениться в институте, но даже завести ребенка. Оба прошли фронт, им было уже по двадцать шесть, они торопились наверстать упущенное. Оставляли ребенка под присмотром соседки только ради того, чтобы сбегать в гости на Ржевский, именно к Алочке.

Не выдержав, Ирка пересекла коридор и беззвучно приоткрыла дверь угловой комнаты. Муж и жена – как же она забыла их фамилию? – сидели в обнимку на диване, муж рассказывал какую-то смешную историю. Два парня сидели на письменном столе дяди Соломона – какое счастье, что тот не видит, – Алка решительно выдворяла родителей посидеть у родственников, когда к ней приходили гости. На столе две бутылки вина, а Алочка… Сидит на коленях у Зорана, обнимая его за шею и хохочет, откинув голову и щекоча локонами его щеку. Сидит на коленях! Как это может быть?

– Ир, тебе тут делать нечего, – встрепенулась Алка, увидев стоявшую в дверях сестру. – Иди к своим нотам, ты еще маленькая, тут взрослые.

Ирка отправилась на кухню. Мама и тетя Катя возились у плиты.

– Не нравится мне эта компания, Катюша, – повторяла Маруся, нарезая кругляшками морковь в суп.

– Тебе не нравится Зоран?

– Зоран не может не нравиться. Но зачем Алочке этот роман, что хорошего может из этого выйти? Чем дольше, тем труднее ей будет с ним порвать….

– Маруся, может, она сумеет как-то устроить…

– Катя! Что устроить?! Браки с иностранцами запрещены! Что с ней будет, когда они закончат институт?

– Но ведь Зоя Федорова получила разрешение…

– Сравнила! Зоя Федорова – актриса, и то… Вспомни, через что ей пришло пройти! А Алка – обычная студентка, к тому же еврейка.

– С другой стороны, если не разрешат, может, это к лучшему? Встретит другую любовь, ей всего двадцать. Маруся, а ты не думаешь, что наш Костя мог бы помочь найти Зорану работу в Москве? Это было бы самое лучшее, правда? Не уезжать же Алке с ним? Представить себе этого не могу… Бросить дом, родину, оторваться от корней…

– Катя, у тебя все вперемежку, – Маруся не скрывала своего раздражения от фантазий младшей сестры. – Но я даже не о Зоране, меня вся компания беспокоит. Особенно эти два парня, что всегда приходят вместе и всегда без девушек. Неприятные они, с гнильцой. И пара эта женатая, настолько старше остальных… Все время рассказывают анекдоты! Алка тебе хоть говорит, над чем они там хохочут каждый вечер?

– Маруся, это молодежь, им положено хохотать… Я все-таки не пойму… Ты считаешь, что Алочка определенно думает выйти замуж за Зорана?

«У Алки особенная жизнь, – думала Ирка, бредя по коридору в свою комнату. Села за рояль. – Надо еще разок пройти то место в этюде Листа. Ре бемоль мажор. Все-таки с ним, пожалуй, я пойду на экзамен. Конечно, “Шум леса” эффектнее, но мне его не осилить. А ре бемоль мажор, если постараться, можно сделать безупречно».

Шел сорок восьмой год, в стране шла борьба с «безродными космополитами». Маруся пеняла Кате, что Алка в сорок третьем в Новосибирске взяла фамилию «Хесина», хотя могла взять по матери «Кушенская». И национальность могла взять «русская», как мать. Катя отвечала, что это означало бы предать Слоника. Дочь должна продолжать фамилию отца, только это правильно. «Это правильно, – соглашалась Маруся, – лишь бы только Алочке это жизнь не искалечило».