Песнь тунгуса - Олег Ермаков Страница 35

Друзья начали быстро готовиться к походу. Одни старые алюминиевые санки у Славика валялись в сарае. Больше санок они нигде найти не смогли и тогда из старых лыж смастерили маленькие нарты. У Славика коньки были, хоккейные, подарок отца на день рождения. Мишка с восхищением их рассматривал, у него-то были в заповеднике только снегурки. Он примерил эти коньки: чуть великоваты, но по толстому носку — сошло бы. Приятель по кличке Карасик свои коньки не дал, самому нужны, сейчас как раз разворачивались хоккейные баталии. Но вот дедовские древние снегурки достал с чердака, показал друзьям. Лезвия поржавели, но сыромятные ремни были вроде еще крепкие.

— Ну чё? — спросил Славик, взглядывая сквозь запотевшие с мороза стекла очков на Мишку.

А Мишке все равно было, на чем и как добираться до Ольхона, солнечного острова. Он уже плыл, точнее — все перед его глазами плыло, время, пространство как-то так искажались. На него нашло, как говорила, сердясь, тетя Зоя. На дядю Иннокентия находило, на бабушку Катэ, — что поделать, порода такая, ага.

И его только удивляло, что и Славик попал в ту же колею.

Но осуществить план им не удалось: Славик заболел. Видимо, когда все на гору поехали, а его разламывало, болезнь уже и начиналась. Тетя Валя сразу определила, что это грипп. Температура резко подскочила, глаза Славика под стеклами очков заблистали, да он тут же и снял их и впал в горячечную мороку. Мишке предложили перейти в большую комнату с телевизором и сервантом, зеленым ковром на полу. Надо было, наверное, уезжать…

— Да, — согласилась мачеха Славика. — Ты ведь можешь заразиться.

— Надо просто выпивать по рюмке водки для профилактики, — сказал Анатолий Владимирович.

— Ребенку? — возмутилась медсестра.

— Он уже хлопец. Эвенки быстро взрослеют. На охоту с двенадцати лет уходят.

— И быстро спиваются, — парировала мачеха.

— Ага, решил, — сказал Мишка, — поеду. И каникулы уже кончаются.

Он быстро собрался. Заглянул в комнату друга, пропахшую лекарствами и чесноком, потом.

— Поехал, — сказал Мишка.

— Куда? — спросил Славик, голос его был какой-то зыбкий, словно ручеек в песках Ливийской пустыни тонул.

— Ну, — отозвался Мишка, оглядываясь и понижая голос, — к себе, ага, в заповедник.

Славик облизнул шелушащиеся губы, посмотрел на друга. Один глаз его метил куда-то в сторону «Кодрона С. 630 Симун», «четырехместного моноплана с повышенной надежностью и комфортностью», а другой взирал на Мишку. Лицо его было измученным, бледно-красным. Он приподнял руку и махнул.

— Коньки забирай.

Он указал в угол комнаты.

— Они же Карасиковы, — сказал Мишка.

— Мои забирай, хоккейные, — ответил Славик.

Мишка отказался наотрез. Но Славик вдруг встал, прошел, пошатываясь, в угол комнаты, откопал из груды уже приготовленных к походу вещей коньки, черные, кожаные, с мощными закругленными на концах лезвиями, и вышел в большую комнату, открыл чемодан Мишки и сунул их туда. В это время вошел Анатолий Владимирович.

— Сынок, — сказал он, — чего температуру нахаживаешь? Мама говорит, могут быть осложнения.

При этих словах лицо Славика мученически искривилось, он отвернулся и пошел к себе, хлопнул дверью.

— Гм… Ну что, Миша? — спросил Анатолий Владимирович, суетливо наклоняясь к чемодану, закрывая его и беря. — Пойдем, довезу тебя пораньше, а то мне надо тут в деревню срочно выехать.