Вербное воскресенье - Курт Воннегут Страница 35

Меня восхищает ум Марка Твена. Восхищает с детства и по сей день. Когда я был достаточно юн, чтобы считать свой родной континент беспредельно захватывающим и поразительным, и мне казалось, что нет никакого смысла интересоваться людьми из других стран, личность Марка Твена служила тому подтверждением. Я полагал, что нужно брать пример только с других американцев. Теперь я не так в этом уверен. Оказалось, что быть американцем до мозга костей не так уж удобно и приятно.

Поскольку я одновременно юморист и автор серьезных романов, меня попросили произнести речь на столетнем юбилее замечательного дома Марка Твена в Хартфорде, штат Коннектикут. Церемония состоялась 30 апреля 1979 года. В мою честь на бильярдном столе на третьем этаже дома расставили шары, и мне предложили разбить пирамиду кием самого Марка Твена. Я отказался. Не посмел предоставить духу Марка Твена возможность подать знак, что он думает обо мне, послав биток прямо в лузу, минуя остальные шары.

Вот моя речь:

— Это здание для любого американского писателя — дом с привидениями. Не удивляйтесь, если к концу этой речи я стану совсем седым.

Хочу процитировать прежнего владельца этого дома: «Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше — встречал его на реке» [11].

Сдается мне, что это глубоко христианская фраза, эхо Нагорной проповеди. Как и множество шуток, она начинается обезоруживающе тихоходным вступлением и неожиданно провокационным финалом.

Я повторю ее, мы ведь здесь собрались для повторения. Влюбленные, считай, только это и делают — повторяют друг за другом.

«Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше — встречал его на реке».

Два слова, по-моему, делают эту шутку священной: «живой» и «река». Река, конечно, символ жизни — и не только для речных лоцманов, но даже для жителей пустыни, для людей, которые никогда не видели крупных рек. Марк Твен говорит и повторяет то же, что Иисус говорил много раз: невозможно не любить человека, полного жизни.

Я, конечно, скептически смотрю на божественность Христа и не верю в существование Бога, которого заботят наши дела и мысли. Меня так вырастили — в самом сердце того, что провинциалы с восточного побережья именуют «библейским поясом». В годы, когда формировалась моя личность, этот скептицизм подпитывал и Марка Твена, и других замечательных людей. Позже мой недостаток веры и любовь к литературе, которая его вызывает, унаследовали мои дети.

Я тронут тем, что мне представилась возможность облечь в слова тот труднодостижимый идеал, что я унаследовал от своих родителей и Марка Твена и смог передать дальше. В двух словах он звучит так: «Живи так, чтобы в Судный день мог сказать Богу — я был очень хорошим человеком, хоть и не верил в тебя». Слово «Бог», кстати, в моей речи употребляется с большой буквы, как и все обращения к Нему.

Нам, неверующим скептикам, хотелось бы фланировать по райским кущам и говорить тем, кто протирал колени в церквях на бренной земле: я никогда не думал о том, чтобы угождать или досаждать Богу — я просто не принимал его в расчет.

К закату жизни неверующие скептики часто подходят с горькими мыслями. Марк Твен не исключение. Я не пытаюсь понять, чем была вызвана эта горечь. Я знаю, что будет огорчать меня самого. Я пойму наконец, что все это время был прав, что я не узрю Бога, что не будет ни Судного дня, ни рая.

Я хочу сейчас использовать слово «расчет». В диалекте, распространенном на берегах Миссури, оно связано с изящным глаголом «рассчитывать». Во времена Твена и на Фронтире, человек, который рассчитывал то или это, требовал, чтобы его ложь уважали, поскольку она основана на арифметике. Он хотел вашего признания, что арифметика, логика его лжи, была верной.

Я знаю одну сальную шутку, которая совершенно неуместна в присутствии дам, а тем более под крышей такого почтенного викторианского дома. Чтобы не вгонять вас в краску, могу процитировать вам лишь последнюю фразу: «Придержи шляпу. Нас может занести куда угодно».

В этом секрет хорошего рассказчика — ври, но придерживайся правил арифметики. Рассказчик, как и любой увлеченный врун, отправляется в непредсказуемое путешествие. Его изначальная ложь — завязка — порождает в сюжете множество потомков и отражений. Рассказчик должен выбрать самые достоверные из них, арифметически правильную ложь. Так рассказ развивает сам себя.

Самая безумная история с миссурийским расчетом, какую я только знаю, — «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Она написана как монумент священного абсурда — как и «Приключения Тома Сойера», «Бродяга за границей», «Принц и нищий», «Жизнь на Миссисипи», откуда я привел цитату, и шедевр мирового масштаба «Приключения Геккльберри Финна». Твен провел здесь свои самые плодотворные годы — с тридцати девяти лет до моего теперешнего возраста. В пятьдесят шесть лет он поехал в Европу, потом жил в Реддинге и Нью-Йорке, оставив позади этот дом и свои лучшие работы.

Вот как глубоко успел Твен зайти в реку жизни до отъезда отсюда. Этот дом был ему не по карману. Он оказался неудачливым бизнесменом.

Возвращаясь к «Янки из Коннектикута»: завязка романа обещает забавный сюжет. Что может быть комичнее, чем отправить в Средние века оптимиста и технократа конца XIX века? Такая завязка непременно должна вылиться в калейдоскоп оглушительно смешных поворотов и глупых ситуаций. Должно быть, выбрав подобное блистательное начало, Марк Твен должен был сказать себе: «Придержи шляпу. Нас может занести куда угодно».

Я освежу вашу память, сказав, куда его занесло, со шляпой на голове или без оной. Янки и его маленькая шайка электриков, механиков и других мастеров подвергаются атаке тысяч английских рыцарей, вооруженных мечами, копьями и алебардами. Янки строит укрепления, обносит их рвом и электрическим забором. Он также изготавливает несколько предшественников современных пулеметов — пулеметы Гатлинга.

Тысячи нападающих уже убиты током — весьма комично. Десять тысяч величайших рыцарей Англии ждут в резерве. И вот атака. Я процитирую, и вы тоже хихикайте вместе со мной: