Забытые письма - Лия Флеминг Страница 35

– Просто скажите ей правду, – ответил Гай. – Она поймет.

Но вот тут он солгал. Мать просто позеленеет от ярости – ну и пусть. Это его отпуск.

Они сидели на высоком берегу Риджа, жевали сэндвичи с лососем и огурцом, с которых предупредительно была срезана кожица. Около Сельмы стояла миска с клубникой и тарелка с тонюсенькими ломтиками бисквита. Гай подарил ей духи, и она блаженно вдыхала их аромат.

Но нет на свете такого волшебного кувшина, в который можно было бы закупорить и сохранить этот день – сначала радостное удивление, потом на диво изумительную погоду, тепло солнца на их лицах, раскинувшуюся перед ними долину и руку Гая, обнимающую ее за плечи. Они прокатились верхом, побродили по траве, болтали, хохотали, поддразнивали друг друга.

Наверное, это один из лучших дней за всю ее жизнь. Каждое его мгновение так возвышенно, так драгоценно, так сказочно… Сегодня у нее есть все, о чем она только мечтала – вот только это их единственный и последний день, когда они могут побыть вдвоем. Уж леди Хестер о том позаботится. Но этот день принадлежит им, и Сельма не собиралась терять ни минуты на размышления о ее недовольстве или войне, которые их разлучают.

Гай улыбался, откинувшись на спину и заложив руки за голову.

– В такой-то день наш Йоркшир любого на лопатки уложит, – произнес он, не заметив, что скаламбурил. – Вот бы остановить стрелки часов прямо здесь, прямо вот в эту секунду!

– Если бы… – со вздохом отозвалась Сельма, с улыбкой поглядывая на него.

– Чего бы тебе хотелось?

– Я хотела бы уметь разговаривать так же красиво, как ты, и одеваться, как настоящая леди, и чтобы ты не видел, какие у меня теперь грязные ногти и шершавые руки.

– Замолчи сейчас же! – Гай коснулся пальцем ее губ. – Ты для меня лучше всех – такая, какая ты есть, и не смей портить эти минуты. – Он наклонился и осторожно поцеловал ее в губы, но этот нежный поцелуй обещал большее. Он перевернулся и придавил ее своим телом, накинувшись с доселе неведомой ему настойчивостью и силой. – Сельма, я хочу только любить тебя, обнимать тебя.

– Я знаю, я тоже хочу, – прошептала она, откликаясь на его страсть. Рука Гая скользнула по ее груди и опустилась ниже, к бедрам. Внезапно ее кольнул страх, сковала какая-то неуверенность. Почему-то вспомнился жеребец, завидевший кобылу. Нет, ничего постыдного в этом нет, но страх не отпускал ее. Все происходит слишком быстро, она не готова.

– Нет! Я не уверена… – неожиданно холодная и напряженная, она отвернула голову, уклонившись от его поцелуев.

– Но, Сельма, ты не представляешь, как долго я этого ждал! Я лишь хочу, чтобы мы стали близки, как только могут быть близки мужчина и женщина, – простонал он, обуреваемый страстью, но Сельма оттолкнула его.

– Нет, это неправильно. И я обещала отцу… Я не опозорю семью. Слишком скоро… Я не готова.

– Прости, – Гай принялся неуклюже поправлять на себе одежду. – Я не подумал… Я думал, ты тоже этого хочешь. У нас ведь совсем мало времени… – Голос его звучал так, словно он был далеко отсюда, где-то в своем далеком от нее мире. – Я все неправильно понял, извини меня.

Он сел, не глядя на нее, и у Сельмы сжалось сердце.

– Все было чудесно. Просто… Я еще слишком мала для этого, мне еще рано, – пыталась объяснить она, надеясь, что он поймет ее терзания. Она не успела помыться, нижнее белье от ветхости никуда не годилось, и никто еще не видел ее обнаженной. Как объяснить все это ему, не задев его чувств?

– Конечно, я понимаю. Забудь и прости, – ответил он, по-прежнему не глядя на нее.

Какое страшное, худшее из недопониманий! Он хотел любить ее как мужчина, а она готова довольствоваться поцелуйчиками и детскими обнимашками. Она вдруг показалась себе такой глупой и наивной, такой неотесанной деревенщиной, что смогла лишь выговорить:

– Я не такая. Если я дочь кузнеца, это не значит, что у меня нет чести. Я целовалась только с тобой. Просто я не готова.

Но она знала, что это совсем не те слова. Она говорила ему вовсе не то, что чувствовала.

– Да, ты это уже сказала. Ваше сообщение получено и понято, – дернулся он.

– Ну вот, теперь ты сердишься на меня. Я все испортила.

– Глупенькая, конечно, нет. Просто небольшое недопонимание, только и всего… Идем, я обещал вернуть тебя домой засветло. Пора, поднимаемся. Ты права, не следует торопиться. Просто у меня не так много времени.

– Что ты хочешь этим сказать? – переспросила она.

– Лишь то, что я скоро должен вернуться на фронт, а там кто знает, как оно обернется?

– О, прошу тебя, не надо, не говори так. Ты же не потому привел меня сюда, что, быть может, другого шанса у тебя не будет, нет?

– Ну конечно, нет. Как ты вообще могла подумать такое? Но когда тебе предстоит идти в бой, то используешь все шансы.

– Вот оно что… Значит, я для тебя один из шансов? – рассердилась Сельма.

– Нет. Я плохо объясняю. – Гай замолчал и просто глядел на нее, в глазах его вспыхивал сердитый огонек.

– Да нет, ты все ясно объясняешь, – угрюмо отозвалась Сельма.

– Ох, давай лучше забудем все это.

И Гай зашагал вперед, ведя за собой Джемайму. Сельма шла позади, расстроенная донельзя. Так же молча они спустились с холма, каждый был погружен в свои мысли.

«Если б ты только мог подождать несколько дней, я бы успела свыкнуться, а ты так накинулся на меня». Сельма почувствовала, как по щекам ее текут соленые слезы. Завтра он уедет и, может быть, больше никогда не заговорит с ней.

«Какой же я идиот, все разрушил, обидел ее, к чему было так напирать?! Ну почему не притормозил на секунду, почему не начал с разведки, не попробовал воду? Нет, взял и сиганул с разбегу, разум-то весь известно куда ушел!»

Гай проводил ее до дому и остановился у ворот.

– Послушай, – сбивчиво начал он, – я все испортил между нами, да? Прости меня, дружок.

– Ты прости, что я не решилась, – с трудом выговорила Сельма. – Дело не в том, что я не чувствую того же, что и ты…

– Не говори больше ничего. Я не хочу, чтобы мы расстались в ссоре. Ты будешь писать мне? Как прежде? Я совсем не хотел тебя обидеть. – Мысль, что он больше не будет получать от нее писем, что ему будет больше нечего ждать, казалась невыносимой.

– Конечно, буду! И спасибо тебе за этот чудесный день. Ты так замечательно придумал все и устроил! – Ну вот, теперь у нее выходят сухие вежливые фразы, и от этого только хуже. – Пока я все не испортила…

Оба замолчали, отчаянно ища, за что зацепиться, чтобы расставание не было таким мучительным. Сельма привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Счастливо тебе добраться. Я буду молиться, чтобы ты вернулся цел и невредим. Ничто не изменилось… Обещаю тебе, – она улыбнулась, и в дивных темных глазах ее вспыхнула знакомая озорная искорка.