Забытые письма - Лия Флеминг Страница 34

– Но я выглядела таким чудищем, он даже не узнал меня!

– Отправляйся-ка ты на речку да искупайся. Всю пыль с волос вода мигом смоет. Знаешь, мне даже начинает нравиться стрижка. Когда головушка чистая, блестит что каштановый бочок!

Отец же, заметив ее рассеянность, заволновался.

– Не время еще тебе ходить по свиданиям. Не доросла еще. И уж точно нет смысла сохнуть по этому парню. Он из господ, заруби себе на носу. А господа всегда своих держатся, так что и не мечтай о нем. Он же просто солдат, на побывку приехал. Уж сколько историй слыхано о таких кавалерах… Никому не дозволю походя смущать мозги моей дочери. Хоть бы и богатому джентльмену. Он теперь вырос, мужчиной стал, и желания у него мужские. А вам, юная леди, следует помнить, кто вы такая. Рождена и воспитана в своей религии… Замуж тебе еще рано, да и мать его нипочем не даст ему надеть тебе на палец кольцо. Уж я-то знаю ее породу.

– Все вовсе не так! Мы просто друзья, просто мы переписываемся, – возразила она, сознавая, что это не совсем правда.

– Так, значит, нам не о чем беспокоиться?

Ну почему, почему все постоянно твердят об этом, как будто у них и в самом деле есть какое-то будущее? Нет, конечно, ее чувства гораздо сильнее и глубже. Когда он стоял там – в форме, худой, – она едва удержалась, чтобы не броситься ему в объятия.

Столько писем, столькими переживаниями они делились друг с другом, он рассказывал ей о своих страхах, ночных кошмарах. Они так сблизились за это время. О, как ей хочется видеть Гая… Но что, если он больше не заглянет к ним?

* * *

Гай хотел улизнуть сразу после ужина – обратно в деревню, повидаться с Сельмой. У него в походном рюкзаке и небольшой подарочек для нее – изящный флакончик французских духов.

Но Энгус не отходил от него ни на шаг, беспрерывно сыпал вопросами и донимал рассуждениями о войне. Он так отчаянно рвался узнать все подробности! Гаю же совершенно не хотелось делиться фронтовыми переживаниями. Ему казалось, он должен уберечь близких, не рассказывать им правды, как же кошмарна эта война, особенно для рядового состава. Брат ловил каждое его слово, будто он пророк, и Гай с грустью отметил, какая пропасть их теперь разделяет – словно каждый день разлуки вбивал меж них новый клинышек. Он теперь смотрит на мир, чувствуя себя древним, как эти холмы. А Энгус по-прежнему тот же мальчишка, вчерашний школьник с оттопыренными ушами и незыблемыми идеалами, которых не коснулась настоящая битва. Он уже спланировал их завтрашний день – зовет прогуляться пешком, как в прежние времена.

– Там на реке есть пещера, скала нависает над Риджем, просто невероятно! Пойдем с тобой, облазаем там все, а? – азартно тянул его Энгус.

Но Гай отвечал уклончиво. Мама собиралась устроить прощальный вечер, пригласила кого-то из клана Беллерби. Похоже, скукотища будет смертельная – а ты сиди и слушай, как леди тарабанят по клавишам, а потом вымучивай с ними светскую болтовню ни о чем. Даже мама утомляет его: все что-то суетится по поводу его формы. Ну, отправили ее в стирку, оттерли, отпарили, отгладили. Спина – в укусах, расчесанная – привела маму в ужас, она тут же принялась хлопотать, чтобы он принял ванну с дезинфицирующим средством и сжег все нижнее белье. А ему лишь хотелось, чтобы ему дали немного поспать спокойно и на время забыть о не отпускающем чувстве вины, что вот он тут окружен комфортом, а ребята его – там, в окопах и под огнем. Он потягивает «Пуйи-Фюиссе» [17], закусывает свежайшей форелью и только что сорванными овощами, уплетает малину со сливками, а они там грызут сухие галеты и давятся осточертевшей тушенкой.

Их дом стал похож на спальню школьного пансиона – ряды кроватей, аккуратно заправленных в ожидании бедных выздоравливающих вояк. В чем-то он завидовал им – как хорошо вот так спокойно лежать, глядеть на холмы… Но другая его часть беспокоилась об оставленных на фронте товарищах – что-то сталось со всеми ними… Отправили в тыл? Раскидали по разным частям? Но больше всего его душа рвалась к Сельме: он мечтал прикоснуться к ней, ощутить нежность женских рук. Да, он стал мужчиной, и в его теле пробуждаются мужские желания. Он не хочет покинуть этот мир, так и не поцеловав ее губ, не познав любви. Он не хочет погибнуть невинным юношей.

Офицеры для разрядки иногда посещали публичные дома, но Гай был брезглив и опасался подцепить какую-нибудь болезнь. К тому же усталость на корню убивала всякие позывы плоти. Ему хотелось подлинных чувств – любить девушку, которая любит его. Он не сомневался, что Сельма разделяет его чувства. Он видел ее глаза, когда покидал кузницу… Ее так же страстно тянет к нему, и времени у них совсем ничего. Он просто должен снова увидеться с ней!

Впору броситься прямо сейчас, постучаться к ним в дверь и пригласить ее на свидание. Но уже совсем поздно, это будет выглядеть неприлично. Написать ей записку? И как в старые времена они будут скакать вдоль Риджа, будто и нет никакой войны. Никто же не упрекнет его за то, что он немного побудет наедине с девушкой – своей девушкой? И неважно, что думает об этом мама. Он пойдет за зовом своего сердца.

Как летит время, когда вокруг гремит бой и ты дрожишь за свою жизнь, – но и теперь, дома, отпуск летит ничуть не медленнее, минута уносится за минутой. Ах, почему же время не может тянуться бесконечно? Что ж, значит, надо действовать, не сидеть в ожидании, иначе упустишь шанс и очнешься уже на пароме в Кале – и, быть может, никогда не вернешься обратно, кто знает…

* * *

Придерживая оседланную Джемайму на поводу, Гай дожидался у кузницы, пока Сельма закончит рабочий день. Солнце стояло еще высоко.

– Я сказал твоей матери, что приглашаю тебя на пикник, – объявил он, улыбаясь. – Она не возражает.

– Но я возражаю! Куда ж я в таком виде? – с напускным ворчанием отозвалась Сельма, расплывшись от счастья при виде него. – Дай мне пять минут, я переоденусь. – И она бросилась в дом.

Эйса Бартли тем временем хмуро глядел на Гая.

– Может, вам и удалось провести ее мать, но я-то не такой простак, уж будьте любезны, молодой человек. Не вздумайте морочить ей голову. Вы завтра уедете, а ей жить дальше в этой деревне.

– Мистер Бартли, Сельма – юная леди, и обхождение с ней может быть только подобающим, то есть самым уважительным, – отвечал ему Гай, покраснев от столь недвусмысленного намека.

– Вот и славно. Тогда просто постарайтесь возвратиться до темноты. Я не хочу, чтобы соседи болтали лишнее.

Сельма нечаянно слышала их разговор. Она сменила кузничную робу на лучшее свое хлопковое платьице и кардиганчик, подаренный ей на день рождения.

– Не обращай внимания, – шепнула она Гаю. – Пока, пап!

– Мы просто покатаемся у реки, мистер Бартли, как в старые добрые времена. Благодарю вас, что позволили Сельме прогуляться со мной.

– Не благодарите меня. Если бы это зависело от меня… Ладно, она и так знает, что я думаю. Это все ее мать. Ее и благодарите. Мягкое у нее сердце в таких вопросах. – Эйса махнул им рукой, отпуская: – Давайте езжайте… и помните, что я сказал. Что мне передать ее светлости, если она пришлет разыскную команду?