Аня Каренина - Лилия Ким Страница 35

— Вон!!! Вон!!! Собирай свои вещи и выметайся вон!!! — Каренина-старшая была в истерике. Она швыряла всё подряд — дочкины вещи, учебники, тетради.

— Ай! Биология! Мам, ты чё, с ума сошла?!

Анна Аркадьевна подъехала к дочери близко-близко и прокричала ей прямо в лицо:

— Раньше надо было о биологии думать! Шлюха!! Я тебя предупреждала, я тебе говорила!!!

И укатилась обратно в комнату.

— Да в чём дело?! — попытался перекричать всех Стива. — Какое ещё прослушивание? О чём речь вообще идёт?

— Короче, я сегодня, — начала объяснять Аня, глядя на то, как в коридоре стремительно растёт куча её вещей, — ходила на прослушивание. Набирают девчоночью группу. Ну, меня и выбрали.

— Сестра! — Стива подхватил Аню на руки и громко чмокнул в нос. — Ты же просто зверь! Молодец! Ты первый человек в нашей семье, перед которым открылись горизонты шоу-бизнеса! Я буду твоим продюсером! — Стива поставил Аню и пожал ей руку.

— Ну ладно, пусти, помнёшь щас всё, — Аня отпихивала Стиву. — Мне уже пора идти.

— Куда? А обмыть?

— На, — Аня дала Стиве пятьсот рублей, — обмойте с Долли, а мне надо идти.

— Слушаюсь! — вытянулся Стива.

— Ну пока!

— Ур-р-ра!!! — громко и раскатисто закричал Облонский.

— Дурак… — рассмеялась Аня, закрывая дверь.

Анна Аркадьевна услышала звук хлопнувшей двери. Вытянула шею, чтобы лучше слышать, что происходит в коридоре.

— Отдай!

— С ума сошла? Сестра дала, сказала отметить! Значит, надо отметить.

— Тогда дай мне, я пойду в магазин. Куплю вина и торт.

— Я сам могу сходить.

— Нет, пойдём вместе.

Молчание.

— Ну ладно, пойдём, — устало вздохнул Стива.

Анна Аркадьевна сидела, держа в руках Анькин свитер, — бросать вещи в коридор уже не было никакой надобности. Всё равно никому до этого нет дела. Стива и Долли, похоже, рады! В их комнате снова раздавались крики. Дарья одевала детей, чтобы идти на улицу.

Каренина-старшая ощущала необыкновенную горечь. Все её усилия убедить дочь в необходимости быть самостоятельной пошли даром.

— Нанялась поющей шлюхой!

Анна Аркадьевна так злилась, что у неё заболела голова. Хотелось схватить все Анькины вещи и искромсать их в клочки. Хотя ей, наверное, теперь до них нет никакого дела, у неё будет много новых! Каренина-старшая представила себе новые шмотки, те, что были на Ане, — вот что надо изрезать! Она выкатилась в коридор и увидела большие красивые фирменные пакеты, стоящие у стены. Она взяла один, самый большой, и вытащила оттуда дублёнку. Поехала с ней на кухню, взяла нож, размахнулась и полоснула по красивой чёрной замше. Осталась только серая полоска, надреза не получилось. Анна Аркадьевна в изумлении потрогала лезвие — нож был совершенно тупой! Она бросила дублёнку и принялась выворачивать содержимое ящиков кухонного стола. Ни одного острого ножа! От сознания собственного бессилия она заплакала.

Каренина-старшая долго ещё сидела на кухне у окна, рыдая и покрывая дочь всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями. Страстно хотелось, чтобы Аню изнасиловали, заразили СПИДом, посадили на героин — и тогда эта дурёха поняла бы, как была права мать. Или ещё хуже — чтобы она представила себя звездой, а потом бы всё это накрылось медным тазом и Каренина-младшая осталась бы у разбитого корыта — нищей, затасканной, без средств к существованию! И тогда бы поняла — как была права Анна Аркадьевна. Короче, чтобы с этой дрянью произошли все мыслимые и немыслимые несчастья.

— Вот так! Чтоб знала! Дура! Дура!! Дура!!!

Каренина-старшая стучала кулаком по ручке своего инвалидного кресла. Если бы она сейчас увидела, как её дочь прыгает с крыши, то не сказала бы ни слова, не пошевелила бы даже пальцем. Так той неблагодарной идиотке и надо, раз слов не понимает! Раз не видит, как в этой жизни всё на самом деле обстоит! Ужасно разболелись ноги. В минуты страшных потрясений Анна Аркадьевна ощущала чудовищную фантомную боль в своих отсутствующих конечностях. Кстати, во время оргазма она тоже ощущала, как дрожат ноги, как сгибаются и напрягаются пальцы на ногах. Так тело — отсечённое, отрезанное, выброшенное на помойку — продолжало чувствовать, продолжало жить.

[+++]

Аня Каренина вылезла из маршрутки и встала возле дороги. «А вдруг не приедет?!» — сердце прыгало и колотилось как сумасшедшее.

— Аня? Каренина? — окликнул её противный, растягивающий слова голос.

«Варвара!» — теперь у Ани затрепетала вообще каждая клеточка в теле. Ведь, если Максим приедет, Варвара просто на дерьмо изойдёт от зависти, и даже если он и не приедет — хоть обалдеет от её нового прикида.

— Привет, — приторно-сладко поздоровалась Варвара, придирчиво окидывая Аню взглядом с головы до ног. Не найдя к чему придраться, она надулась и как-то скисла.

Варвара Голубенко, высоченная, здоровая, как крестьянская лошадь, девица с огромными белыми зубами, жидкими длинными волосами и почти плоской грудью являла собой «центр общественного мнения». Она — королева сплетен. Ни разу в жизни она никого не похвалила, ни за кого не порадовалась, зато помоев вылила тонны на всех и каждого. Вокруг неё сколотилась стайка девиц, которые шушукались и радостно обсирали абсолютно всех, оправдывая название «Голубиная туса». Фигура, лицо, одежда, положение родителей — всё шло в мясорубку. Классический разговор Варвары с подругами:

— Ой! Смотрите! У Щербацкой новый костюм — где она его взяла?

Хихиканье.

— Из отцовской палатки, наверное, сшила! — торжествующе добавляла Варвара.

Папаша Кити был заядлый любитель охоты, рыбалки и всяких походов. Его частенько видели нагруженным всяким туристским снаряжением.

— Девочки, — делая серьёзное лицо, продолжала Голубенко, — вы ничего не понимаете. Это последний писк моды. Плащ-палатка от кутюр!

Взрыв хохота.

— А по-моему, ничего, — раздался робкий смущенный голос Оли, самой симпатичной из всех в этой компании.

— Да?! — Варвара развернулась к ней всем корпусом. — Девочки, среди нас есть знаток высокой моды, Оля, ты, значит, тоже скоро оденешься в палатку? Слушайте, — Варвара обернулась ко всем остальным, сделав встревоженное лицо, — надо и нам подтягиваться к продвинутой молодёжи, а то мы уже типа скоро будем совсем немодные.

Опять взрыв хохота.

Благодаря шаблонности собственных суждений Варвара Голубенко всегда оказывалась права, куда ни плюнь. Любимый поэт — Пушкин, любимый журнал — «Космополитан», любимые модельеры — «Прада», «Дольче и Габбана», почитаемые звёзды — те, что на первых пяти строчках «пепси-чарта»… Кроме Земфиры: «Какая-то она немытая…» Массаж горячими камнями хорошо, антидепрессанты — плохо. Подружки старались хихикать как можно громче и во всём соглашаться с Варварой, иначе самим можно было стать объектом её колких насмешек. В итоге вся «Голубиная туса» имела одинаковую причёску — гладкие длинные или полудлинные волосы, брюки в обтяжку или юбка до середины бедра и сверху короткий пиджачок или же свитерок с рукавами до локтя. Так что Кити в её стильных тряпках от «Кензо», «Готье» и «Соня Рикель» всегда оказывалась одетой иначе, чем весь этот инкубатор. Щербацкую в своём узком кругу Варвара называла «чмошницей».