Семья Марковиц - Аллегра Гудман Страница 35

Роза обживается. Шлепает домашними тапочками по спальне (прежде это была комната ее внучки Мириам), ходить по мягкому тускло-розовому ковру — одно удовольствие.

— Мы опорожнили два верхних ящика, — говорит свекрови Сара.

— Мне много места не нужно, — говорит Роза, аккуратно укладывая свои ночные рубашки в угол верхнего ящика. — Шифоньер такой поместительный.

— Чего только он не претерпел за эти годы. — Сара смотрит на комод. Он у нее со времен детства, однако в хорошей сохранности, если б не верх: у детей там стоял аквариум и лежали всякие причиндалы к нему: гравий, стеклянная вата, позеленевшие от водорослей зубные щетки. А уж каких только рыб у них не перебывало, а всё потому, что век их был неизменно коротким. Малютки неоновые рыбки вымирали недели через три-четыре, рыбы ангелы кусались, изрядно повреждая друг другу плавники. Ко времени отъезда Иегудит в колледж в аквариуме осталась всего одна рыба — крупная рыба-присоска, она или телепалась на дне аквариума, или висела, присосавшись к стеклянным стенкам, — и так часами. Братья Мириам окрестили ее Пылесосом. В конце концов ухаживать за ней пришлось Саре.

— Верх придется ошкурить, — говорит она Розе, оглядывая попорченное водой дерево.

— Всю комнату надо отделать заново, — вставляет Эд — он стоит в дверях. — Ты на занавески посмотри.

— Они выгорели, это да, — говорит Сара.

Розовые занавески выцвели добела.

— Выгорели! Да они сели, — Эд дергает занавеску, смеется. — И становятся все уже и уже. Ну на что это похоже? Где, кстати, мы их купили в Вулворте?

— Нет, в этом, как его, «Вигваме».

— Вот-вот! — Эд щелкает пальцами. — В «Вигваме». И купили еще до того, как их уценили. — Он обращается к матери. — Мы собираемся отделать комнату заново.

— Зачем? — спрашивает Роза. — Кроме занавесок в ней ничего не нужно менять. А занавески могла бы сшить я.

— Нет-нет. Не надо, мама, спасибо.

Роза не шьет с тех пор, как ей стукнуло семьдесят пять, а и когда шила, о ее портняжном искусстве ходили легенды. Декольте на ее платьях был кривые-косые, рукава на блузках разной длины. Для одного из внуков она соорудила брюки без ширинки, а платья для внучкиных кукол приметывала прямо к куклам, так что их нельзя было снять.

— Это моя любимая у вас комната, — говорит Роза. И опускается на кровать.

— Мы называем ее Святилище, — Сара машет рукой на оставленное Мириам добро. Тут и мягкие зверушки, составленные рядком на верху книжной полки. И коллекция минералов, и ржавеющий пюпитр, с которого свисает брелок в виде малиновой кроличьей лапки. Тут и куклы жительницы самых разных стран. Но все китайского производства. И сувенирная коллекция — память об Оксфорде, где семья провела лето, — английские и шотландские гвардейцы, одни безголовые, у других головы повисли. У них у всех хилые шеи.

— Мы собирались отделать комнату заново, когда она уехала в колледж.

— Но потом она поступила в медицинский институт, — говорит Эд.

— А потом обручилась, — добавляет Сара.

— Самое время.

— Самое время, — соглашается Сара.

Роза качает головой.

— Да уж, Эд, чувствительностью ты никогда не отличался. — И расправляет тюлевую юбку на кукле-новобрачной производства Мадам Александер [88].

Роза пробудет у них десять дней. Она прилетела из Вениса после того, как умерла ее любимая подруга Эйлин Микер. Страшное потрясение. Эйлин обещала прийти к ней в воскресенье к одиннадцати на второй завтрак. Но вот уже и одиннадцать, а Эйлин все нет. Роза поднялась в 7 б. Стояла на площадке, колотила в дверь. Надрывалась — «Микер!»: Эйлин была глуховата, но не хотела этого признавать — такая упрямая, — «Микер!» Ни звука. Вызывать управляющего пришлось Розе. А потом Роза смотрела, как племянник Эйлин распродавал ее имущество. И не прошло и недели, а в квартиру Эйлин вселили Джульетт Фрейзир с компаньонкой, и теперь Роза — куда денешься — смотрит, как ее, бедняжку, то выкатывают вниз, то вкатывают наверх. А Фрейзир и невдомек, куда и зачем ее везут. Роза счастлива, очень-очень счастлива, что она в Фогги Боттом [89]у Эда и Сары. Когда они ее встретили в аэропорту, она расплакалась.

— Я исстрадалась, — сказала она им. — Я так болела.

— Мы поведем тебя к доктору Мальцману, — говорит Сара.

— Нет, нет, это желудочное.

Эд многозначительно поглядел на Сару.

— А все таблетки. Ты же знаешь, они плохо действуют на пищеварение. Тебе надо уменьшать дозу.

— Я и уменьшаю, — сказала им Роза, — принимаю только, когда боль не перенести. Боль — вот, что я не могу терпеть, а от нее помогают только таблетки.

— Сколько можно, мы уже раз сто это обсуждали, — оборвал ее Эд.

— Жить там я, конечно же, не смогу, — заявляет Роза за ужином. — После того, что случилось, — нет и нет.

— Через день-другой ты отойдешь, — говорит Эд.

Роза вперяется в него. Откладывает вилку. У сына, кажется ей порой, нет сердца.

Сара переводит разговор.

— Мне хочется посмотреть один фильм, «В ожидании луны» [90]. Его покажут на нашем писательском семинаре. Вот я и подумала: почему бы нам не сходить на него в воскресенье всем вместе.

— Конечно. Вот и отлично. Мам, ты пойдешь? — спрашивает Эд.