Идущий от солнца - Филимон Сергеев Страница 33

– Вера, нам надо торопиться, – тихо сказал Иван, оборвав ее размышления. – Прошу, сядь ко мне поближе. – Он взял ее руку, прижал к своей взмыленной груди и, опустив голову, начал страстно целовать ее дрожащие пальцы. – Я очень устал, милая моя невестушка… Очень устал. У меня сильно кружится и гудит голова. Обними меня. Может, мне будет лучше. Как не вовремя эта внезапная слабость. Ты пойми, что сейчас может начаться самое страшное, самое непредсказуемое.

Вера положила другую руку ему на плечо и ласково укусила его за мочку разгоряченного уха.

– По-моему, самое страшное позади.

– Нет, Верушка, впереди. впереди. Еще как впереди. Сейчас должен появиться еще один вертолет, и если нас сумеют обнаружить, то скоро меня ждет опять тюремный срок, и не только меня. Тебя тоже. Мне тяжко думать об этом. Но это так. В наших санях лежит иностранец. Учитывая мой лагерный стаж, его будут считать заложником. Обратного не докажешь, потому что мы везем его не в сельскую больницу, а в брусничное суземье. Зачем, спрашивается?

– Как зачем?! Я хочу, чтобы у тебя крылья выросли! Я хочу, чтобы ты со своим родником вечности был примером для многих. – Вера убрала руку с его плеча и нежно обхватила его разгоряченную, гибкую, как у лебедя, шею. Сейчас она чувствовала всем телом, до самой глубины своего донышка, что в душе ее нет никакой корысти, никакой хитрости, никакого зажима. Ничего этого сейчас в ней не было. А было такое ни с чем несравнимое блаженство, такая безграничная нега любви и радости, что сердце ее запрыгало и затомилось от счастья. – Как думаешь, Ваня, – тихо спросила она, разглаживая его густые, пахнущие костром волосы, – зачем несмышленых детей водят в детский сад, а слабоумных подростков определяют в специальные школы?

– Наверно, чтобы дать им хоть какие-то знания, – так же тихо ответил он.

– Ну, вот теперь ты понял, для чего мы везем иностранца в брусничное суземье. Мы откроем ему другие просторы, другое отношение к жизни, научим, как надо вести себя в России. С кого пример брать… А как иначе, если нет ума у капризного ребенка.

– По-моему, он будет сам нас учить. И мало нам не покажется.

– Пусть учит. У меня таких учителей было выше крыши. Все их рассуждения и понятия сводятся к одному.

– К чему?

– Тебе этого не надо знать. На лексиконе «элитного» дома, конечно при наличии «бабла», это означает «Бай-бай», а потом «Динь-динь».

– Что это такое?

– Проехали.

– И больше ничего?

– Больше ничего. Менталитет этих господ сводится к постоянному накоплению денег.

– И для чего?

– Для соблазнения женских тел и всего того, что насыщает их, делает сексуальными до райских чудес. Но на этом все чудеса кончаются. Потом они снова копят «бабки», и все начинается сначала. Это менталитет большинства современных продвинутых господ, особенно когда нет таланта и мало серого вещества. Вместо живой человеческой памяти у них Интернет и электронные справочники, а вместо влюбленной подруги над их засушенными от распада мозгами раскачиваются металлические спутниковые тарелки. Жить в реальном мире они не хотят, потому что надо держать ответ перед Богом, совестью и не бояться правды. А как можно не бояться правды, если ты с рождения – отпетый мерзавец, а диплом твой, гарвардского университета или МГУ, куплен родителями в эксклюзивной лавке для продвинутых двуязычных. А вот отдыхать и развлекаться эти господа умеют. Иван Грозный может позавидовать. Будем развлекать нашего господина забавами Луки Мудищева и другими русскими прелестями. – Она с наивной усмешкой оглянулась назад, как бы проверяя, в каком состоянии находится заморский груз, и вдруг ей показалось, что он не дышит.

– Стоп, Ваня, стоп! Остановись, – сразу почти вскрикнула она.

– Что случилось?

– По-моему, он умер.

– Ну и хрен с ним. Вон их сколько в болоте увязло, а сколько еще увязнет… Верушка, пойми меня правильно и не обижайся – чем дальше от одной беды отъедем, тем дольше другая не придет.

– Ты что, думаешь бросить его опять в трясину?

Иван остановил упряжку, но Вера опередила его. Она быстро расстегнула камуфляжную куртку иностранца, потом рубашку, хотела надавить ему на грудь, чтобы вызвать дыхание, но большой золотой крест на его груди остановил ее.

– Ваня, смотри, он православный.

– Ну и что? Я тоже православный. Только крест у меня поменьше и наркотой от меня не разит. Это не твой крест, Вера. Каким бы он ни был, не трогай его.

Тогда она припала к телу иностранца, прислушалась и, поняв, что сердце его бьется, сильно надавила ему на грудь. Тяжеловес вздрогнул и, набрав в себя немного воздуха, сморщился, видимо от боли.

– Такой бугай сразу не скиснет. Даже от «черной дыры», даже от лап медведя… – задумчиво, сквозь зубы процедил Иван и опять взял в руки вожжи. – Ехать надо, Вера, от греха подальше. Может, дорогой оклемается.

– Езжай. Будем на ходу лечить.

Лошади, почуяв, что дым и копоть остаются позади, прибавили шаг и были уже не так пугливы и осторожны. Они хорошо знали этот тернистый и вязкий путь и какой роскошный пир ждет их в брусничном суземье.

– Ваня, у тебя нашатырный спирт есть? – хлопотала Вера над беспомощным иностранцем, все время поглядывая на огромный золотой крест и не понимая, как такую тяжесть можно носить на шее.

– Откуда, Верушка, нашатырный спирт, – заботливо ответил Иван, непрерывно подгоняя лошадей.

– А самогон?

– Вот приедем на место – я тебе первача целый стакан налью, под морошку и грузди.

– А с собой есть?

– С собой тоже есть. Только не надо нам сейчас пить. С минуты на минуту еще один вертолет появится. Чем черт не шутит, может, глаза у него как у ястреба.

– Ну, дай немного самогона. Чуть-чуть… Не жалей для ценного груза.

– Доставай сама. Макалюха в левом кармане. И не отвлекай меня.

Пузырек был из-под старой водки, и Вера, понюхав его, почему-то сразу посмотрела опять на солнце. Раскупорив бутылку, она поднесла горлышко к носу иностранца, но тот не реагировал. Тогда она потрогала ладонью его лоб и, переведя дыхание, опять приложила горлышко, только не к носу, а к воспаленным губам.

– Ваня, надо его положить на бок и дать ему самогона. По-моему, он простудился.

– Вера, не отвлекай меня. – Иван изо всех сил подгонял лошадей и все время прислушивался к треску растущего пожара. Лицо его было напряженным, очень бледным, в движениях чувствовалась усталость, но голубые глаза горели ярким небесным светом. – Нам бы еще километра четыре отъехать и передохнуть.

– А потом?

– Потом новая «дыра», только поменьше, хотя и глубже намного. Такая, что не только вертолет заглотит.

Вера попыталась сама повалить иностранца на бок, но из этого ничего не получилось. Сыщик оказался неподъемно тяжелым, и вдобавок пальцы его рук были сжаты в твердые кулаки и руки раскинуты на всю ширину розвальней. И тогда она, на свой страх и риск, плеснула ему несколько глотков первача прямо в раскрытый в беспамятстве рот. Иностранец сразу закашлялся, открыл глаза, и лицо его оживилось.