Отель на перекрестке радости и горечи - Джейми Форд Страница 33

В полутемном подвале отеля «Панама» Саманта сдула пыль с обложки книжицы:

— Взгляните!

Помощники из Саманты и Марти получились так себе. Они задерживались на каждой мелочи, во всем искали смысл — историческую ценность или хотя бы причину, почему та или иная вещь очутилась здесь, будь то какие-то документы или засохший цветок.

Генри объяснил, что многое, чем дорожили японские семьи, было распродано за гроши в те суматошные дни перед всеобщим исходом. Хранить вещи было негде, и никто не мог поручиться за их безопасность. К тому же люди не знали, когда вернутся. Однако многие из находок представляли ценность — фотоальбомы, свидетельства о рождении и браке, машинописные копии въездных документов. Даже дипломы Вашингтонского университета в аккуратных рамках, в том числе несколько докторских.

В первый день поисков Генри изредка брался листать альбомы, но вещей было столько, что поневоле пришлось сосредоточиться на главном. Если отвлекаться по пустякам, на поиски уйдут недели.

— Вот это да! Взгляни на альбомы! — крикнул Марти из другого конца гулкого подвала. — Пап, иди сюда, посмотри!

Все трое уже два часа искали старые пластинки. Его несколько раз подзывали поахать над грудами безделушек, самурайским мечом, чудом избежавшим конфискации, и чемоданчиком старых латунных хирургических инструментов. Генри порядком устал от этих открытий.

— Что там — пластинка?

— Нет, альбом с рисунками. Да не один, а целая коробка, иди посмотри!

Генри отложил бамбуковый игрушечный пароходик, который достал из старого кофра, и, натыкаясь на ящики и баулы, поспешил к сыну:

— Дайте, дайте взглянуть…

— Не торопись, тут целые залежи, — рассмеялся Марти.

Генри взял в руки тоненький альбом — черная обложка покоробилась от времени. Внутри оказались наброски японского и китайского квартала. Волнорезы, уходившие в глубь залива Эллиот-Бэй. Рабочие консервных заводов, паромы, цветы на рынке.

Наброски были сделаны на скорую руку, кое-где стояли пометки — место, время. Подписи художника Генри нигде не нашел.

Марти и Саманта, устроившись на чемоданах в круге света от одинокой лампочки, тоже листали альбомы. Генри не сиделось на месте. Стоять спокойно он тоже не мог.

— Откуда это — из какой стопки?

Марти показал, и Генри стал шарить в ящике среди старых карт, холстов с набросками, принадлежностей для рисования. И тут Марти его окликнул.

Генри обернулся и поймал недоуменный взгляд сына. Марти смотрел то на рисунок перед собой, то на отца. Саманта тоже как будто растерялась.

— Папа! — Марти разглядывал отца, словно впервые увидел. — Это ты?

Марти протянул альбом. Карандашный набросок: мальчик, сидящий на ступенях здания, грустный, потерянный.

Генри будто столкнулся лицом к лицу с призраком. Он замер, глядя на рисунок.

Марти перевернул страницу. Еще два портрета, не столь подробные, но явно тот же мальчик. На последнем лицо крупным планом, совсем еще детское. И подпись внизу: «Генри».

— Это ведь ты? Я помню твои детские снимки.

Генри сглотнул. Провел по странице пальцами, чувствуя вдавленные штрихи. Перевернул страницу и обнаружил сухую веточку вишни с ломкими цветами — останки некогда живого.

Генри закрыл альбом и кивнул сыну.

— Смотрите, что я нашла! — вскрикнула Саманта, выныривая из коробки, в которой обнаружились альбомы. — Пластинка!

В пожелтевшем конверте лежала пластинка на семьдесят восемь оборотов. Саманта протянула конверт Генри. Пластинка оказалась вдвое тяжелее нынешних, но почему-то прогнулась у него в руках. Даже не вынимая ее из конверта. Генри понял: разбита. Генри открыл конверт, и пластинка переломилась пополам — две половинки, скрепленные этикеткой. На дне конверта темнела мелкая виниловая крошка. Генри осторожно достал обломки пластинки — черный винил блестел как новый. Ни царапины на дорожках. Положил пластинку на ладонь. При свете лампы на краешке винила стали видны отпечатки пальцев. Маленькие, детские. Генри накрыл их ладонью, сравнил со своими, погладил этикетку. «Оскар Холден и Полуночники», «Прогулка бродячих котят».

С тихим вздохом он опустился на старый деревянный ящик. Как и многое в жизни, о чем он мечтал, пластинка досталась ему подпорченной, с изъяном. Как и его отец, и брак, и вся его жизнь. Но Генри был счастлив — он нашел то, что искал. Он надеялся, и надежды сбылись. И неважно, что пластинка разбита.