Заяц с янтарными глазами - Эдмунд де Вааль Страница 33

Виктор дождался семнадцатилетия девушки, которую знал с раннего детства, — баронессы Эмми Шей фон Коромла, — и сделал ей предложение. Ее родители, барон Пауль Шей фон Коромла, и Эвелина Ландауэр, уроженка Англии, были друзьями семьи, деловыми партнерами и соседями по Рингштрассе. Виктор и Эвелина были близкими друзьями, к тому же ровесниками. Оба любили поэзию, танцевали на балах и ездили на охоту в Кевечеш, в словацкое поместье семьи Шей.

Виктор и Эмми поженились 7 марта 1899 года в венской синагоге. Ему было тридцать девять лет, и он был влюблен. Ей было восемнадцать, и она тоже была влюблена. Виктор был влюблен в Эмми, а она — в одного художника-повесу, который не собирался жениться ни на ком, и уж тем более на этом нарядном создании. Виктора Эмми не любила.

Среди подобающих случаю свадебных подарков, свезенных со всей Европы, оказались: знаменитое жемчужное ожерелье от бабушки, письменный стол в стиле Людовика XVI от кузена Жюля и его жены Фанни, морской пейзаж с двумя кораблями, застигнутыми штормом, от кузена Игнаца, итальянская «Мадонна с младенцем» в манере Беллини в огромной золоченой раме от дяди Мориса и тети Беатрис, крупный бриллиант (от кого именно, со временем позабылось). А еще был подарок Шарля — шкаф-витрина с нэцке, расставленными на выстланных зеленым бархатом полках.

А потом, 3 июня, через десять недель после этой свадьбы, умер Игнац. Это случилось внезапно: он никогда не жаловался на здоровье. По словам моей бабушки, он умер во дворце Эфрусси, и за одну руку его держала Эмилия, а за другую — его любовница. Должно быть, это уже другая любовница, соображаю я, — не та, на которой женился его сын, и не одна из своячениц.

У меня есть фотография Игнаца на смертном одре, со все еще волевым, решительным ртом. Его похоронили в семейном мавзолее Эфрусси — маленьком дорическом храме, предусмотрительно выстроенном им для всего клана Эфрусси в еврейской части венского кладбища. Там уже были перезахоронены останки его отца, патриарха рода Иоахима. Мне кажется, это очень по-библейски: быть погребенным рядом со своим отцом — и оставить место для сыновей. Он завещал деньги семнадцати своим слугам — от камердинера Зигмунда Доннебаума (1380 крон) и швейцара Йозефа (720 крон) до привратника Алоиза (480 крон) и горничных Адельгейды и Эммы (140 крон). Еще он попросил Виктора выбрать из его коллекции какую-нибудь картину для племянника Шарля, и в этой просьбе я неожиданно замечаю нежность: промелькнувшее у дяди воспоминание о молодом начитанном племяннике с блокнотом, каким тот был сорок лет назад. И мне любопытно, что же выбрал Виктор среди всех этих картин в тяжелых золоченых рамах?

И вот Виктор, совсем недавно женившийся, унаследовал банк Эфрусси и все обязательства, связывавшие Вену с Одессой и Санкт-Петербургом, Лондоном и Парижем. Это наследство включало и дворец Эфрусси, и другие здания в Вене, и огромную коллекцию произведений искусства, и золотой обеденный сервиз с выгравированной двойной «E», и ответственность перед семнадцатью слугами, работавшими во дворце.

Виктор показал Эмми ее новые апартаменты в Nobelstock. Она отпустила очень меткое замечание. «Очень похоже, — сказала она, — на фойе Оперы». Супруги решили обосноваться выше, на третьем этаже дворца, где было меньше росписи на потолке, меньше мрамора. А комнаты Игнаца определили для званых вечеров.

Новобрачные — мои дедушка с бабушкой — зажили с видом на Рингштрассе, с видом на новый век. А у нэцке — монаха, уснувшего на чаше для подаяний, у чешущего за ухом оленя, — появился новый дом.