Брак. Дорога во все ненастья - Николай Удальцов Страница 32

Просто сейчас перестали говорить о том, что все люди хорошие.

И хотим мы этого или нет, мы видим то – какие мы есть на самом деле.

Телевидение, радио, книжонки на развалах, бульварные газеты здесь ни при чем.

На самом деле, все это ничьего сознания не формирует, а просто отражает то сознание, которое зрело семьдесят лет.

И теперь, не зависимо от того, нравится нам это или нет, подлость, рвачество, жадность существуют. Тем более сейчас, когда проявлять такие качества и легче, и безопасней, а, главное, выгодней – подлости, которые делают многие, это уже не подлости, а форма существования, – моя бывшая жена говорила не громко, и чем тише она произносила слова, тем внимательней я ее слушал:

– …Но все дело в том, что все это не может нравиться всем.

Не может приниматься всеми, – Галя на мгновение остановилась, закурила сигарету, и сделала это так быстро – а может, просто я задумался – и не успел протянуть ей зажигалку:

– …Все мои рассуждения не такие уж и общие, как может показаться на первый взгляд.

Вы ведь не девчонку спасаете – всех попавших в беду девчонок не спасешь.

Но вы делаете все бескорыстно, значит, вы себе и другим доказываете, что можно жить по-иному.

Без зависти, жадности, корысти.

И многие, глядя на вас, начинают завидовать не себе, а вам.

Когда люди видят то, какие вы, они начинают надеяться на то, что сами они и сами – почти такие же…

– …И болезнь девушки, это не причина, по которой вы поступаете так.

Это только повод для вас поступать так, как вы считаете нужным.

Не случайно, больных на Руси всегда называли убогими – находящимися у Бога на особом учете, – в этот момент Галкина заметила мой удивленный взгляд и добавила:

– Если бы не было Змея, кто бы сейчас знал о Святом Георгии…

– …Знаешь, Гриша, в какой-то степени, вы спасаете эпоху.

– Ну, это ты, Галя, чересчур, – я вздохнул и закурил тоже, не обращая внимания на то, что на стене, прямо у меня над головой, висела табличка: «Не курить!» Впрочем, у Гали эта табличка была перед глазами. Потом добавил.

Просто так:

– И людям, и эпохам свойственно переоценивать значение собственных событий.

– Не всем, – проговорила Галя, – Иногда, людям свойственно искажать поступки других людей на свой взгляд. И эпоха реагирует по-своему.

Уже появились слухи о том, что девушка завещала вам свою квартиру.

И здесь, тоже, удивляться нечему.

Для того, чтобы говорить о людях хорошо, нужно самому быть хорошим человеком.

А на это, не у всех хватает сил, – после этого, Галя ненадолго замолчала:

– Клевета – это единоборство подлецов.

Потом, без всякого перехода, она проговорила:

– Спасибо тебе.

– За что? – подрастерялся я. Благодарность – это то, что я ожидал от своей бывшей жены, меньше всего.

…Впрочем, бывшие жены удивляют не одного меня.

Как-то Петр Габбеличев, разводившийся трижды, на вопрос о том, как ему удается поддерживать нормальные отношения с бывшими женами, ответил:

– Просто хочется сохранить в себе способность удивляться женской логике.

Это форма борьбы со старостью…

…В конце концов, спасали мы Олесю, а не Галю.

– …За что – спасибо? – спросил я.

– За то, что не рассказал Петру о том, что мы были женаты.

У нас с Петей могли возникнуть проблемы.

– …Кстати, разницу в деньгах за машину, твой покупатель тебе вернет. На то, чтобы наказать мерзавца, у меня связей хватит, – неожиданно для меня добавила Галя, – Ты, ведь, продал машину.

– Ты и об этом знаешь?

– Я многое знаю.

– Ты слишком много знаешь обо мне.

– То, что он вернет тебе разницу, говорит только о том, что знаний никогда не бываеет слишком много…

«Вот тебе и на, – подивился я неожиданному и извилистому ходу мысли моей бывшей жены, – А еще говорят, что то, что хочет сказать женщина – то хочет сказать Бог».

И не просто подумал, а даже, при встрече, спросил у Вани Головатова – правда ли это?

Иван посмотрел на меня, при этом, в его взгляде сквозило некое сожаление – так смотрят на детей-Даунов и Даунов-взрослых – и ответил:

– По-моему, Бог приходит в ужас, когда узнает о том, что мы так о Нем думаем.

Не то, чтобы Иван Головатов был большим специалистом по Богу, чем остальные мои знакомые, просто, когда все, кому не лень и кому лень – тоже, рассуждали о Всевышнем по любому поводу, он молчал. А молчащему, как правило, есть, что сказать…

…Но Гале я рассказал не о Боге, а о себе:

– Я просто спас нашу с Петром дружбу.

– Почему? – Галя вновь надела очки, и опять смотрела на меня сквозь бездиоптриотические стекла.

– Потому, что нужно уметь защищать близких тебе людей от своего прошлого…

…Наш разговор получился довольно неожиданным для меня.

Во всяком случае, я взглянул на свою бывшую жену по-другому, понял, почему мой друг Петр Габбеличев чувствует себя хорошо, общаясь с Галкиной, которую мы все считали беспробудной дурой.

А ее последние слова подтвердили, смутно родившееся у меня предположение о том, что, за то время пока я жил с Галей и пока не жил – я ничего в ней не понял:

– Ну что же – жизнь нужно прожить так, чтобы в конце жизни, твои поступки казались тебе такими же правильными, как и в то время, когда ты их совершал.

Уже у дверей я услышал слова бывшей своей Гали:

– Знаешь, почему мы разошлись?

– Почему? – довольно глупо переспросил я. Словно, для того, чтобы разойтись нужно больше причин, чем для того, чтобы не расходиться.

– Гриша, ты очень хороший человек, и всегда поступаешь правильно.

Но, ты не совершил ни одного безрассудного поступка.

Ты ни разу не поступил как сумасшедший.

– То, что я на тебе женился – разумеется, не в счет?..