Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер Страница 32

В итоге я пошла к нашему университетскому врачу, она заглянула внутрь и сказала, что виновата моя девственная плева: она настолько узка, что растянулась, но не порвалась. Поэтому дело было сделано в кабинете гинеколога при помощи специальных инструментов.

– Ну вот, путь открыт, – весело сказала доктор и тут же надавала предупреждений и советов: не позволяй втягивать себя в то, что тебе неприятно, и предохраняйся.

Всучила мне какие-то буклеты. Внизу дико болело, как будто спазм завязался узлом и затянул концы. Но главным образом это было унизительно.

В общем, что такое плохой секс, я знаю.

Но мне повезло. Никогда в жизни меня не принуждали к сексу, если в тот момент я сама его не хотела.

Когда я очнулась, доктор Соса уже перешел от обыкновенных шимпанзе к их (и нашим) близким родственникам бонобо.

– Социальная жизнь бонобо, – говорил он, – мирная и эгалитарная. Эти похвальные качества достигаются путем постоянного, повседневного сексуального общения, в большинстве случаев однополого. У бонобо секс – форма груминга. Фактически социальный клей. В “Лисистрате” все понято неправильно. Дорога к миру и согласию лежит через умножение сексуальных контактов, а не наоборот.

Студенты-юноши оживились. Удивительно: по сути, им сказали, что они существа примитивные и полностью управляемые своими членами (итифаллические, осмелюсь добавить), но их это нисколько не смутило.

Девушка через несколько рядов справа от меня подняла руку и встала, не дожидаясь, когда ее вызовут. Ее светлые волосы были хитро заплетены в косы и унизаны бусинами. Обращенное ко мне ухо сжимали серебряные каффы.

– Откуда мы знаем, с чего все началось? – спросила она. – Может, самкам бонобо их самцы кажутся более привлекательными, чем мужчины – женщинам. То есть мир, эгалитарность – это сексуально, и дело не только в контроле над половой жизнью самок. Может, вам, ребята, стоит над этим задуматься.

Сзади кто-то издал звук, очень похожий на пищевой сигнал шимпанзе.

– У бонобо матриархат, – продолжала девушка. – А вдруг это он, а не секс делает общество мирным? Женская солидарность. Женщины защищают женщин. У бонобо это есть. У шимпанзе и людей – нет.

– Ну да, – сказал доктор Соса. – Хорошее замечание. Есть над чем подумать.

И мельком взглянул в мою сторону.

Последнюю лекцию семестра доктор Соса закончил тем, что мы начинаем тянуться к себе подобным с рождения. Трехмесячные дети предпочитают лица людей той расовой категории, которую они видят чаще всего. Дети постарше, если разделить их на группы по совершенно произвольному признаку – цвету шнурков, ревностно держатся своих по сравнению с чужими.

– Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе, – наш самый высокий, общепризнанный моральный принцип. Честно говоря, и единственный необходимый: все остальные вытекают из него сами собой; и десяти заповедей не нужно. Но если вы, как и я, считаете, что нравственность начинается с Бога, вам придется задать себе вопрос: почему Он одновременно зарядил нас против него? “Относись к другим так же” – неестественное поведение, не человеческое. Понятно, почему столько вер и верующих об этом принципе говорят, но немногие воплощают на деле. Он идет вразрез с чем-то глубоко присущим нашей природе. Вот в чем состоит человеческая трагедия: то общечеловеческое, что мы делим, основано на отрицании общечеловеческого.

Занятие кончилось. Аплодисменты – то ли понравилась лекция, то ли все обрадовались, что она кончилась. Доктор Соса сказал еще пару слов об экзамене. Это будет не простое отрыгивание дат и фактов. Он хочет посмотреть, как мы думаем. Снова взгляд на меня. Я могла бы одарить его последним, утешительным кивком, но все еще была расстроена. Крайне расстроена. Так глубоко, что сердце пустилось в галоп.

Я и не слышала никогда о бонобо. Внезапно оказалось, что кто-то знает о шимпанзе гораздо больше, чем я. Это был сюрприз, и до странности неприятный. Но это было наименее важное, о чем мне предстояло поразмыслить.