Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер Страница 31

Я взяла на себя роль резонера.

– Давайте-ка не будем с ней играться. Кажется, старинная. Вдруг она одна на свете такая.

Но Харлоу сказала, что только дебил отправит раритет в багажное отделение.

И кстати, с ней обращаются очень осторожно. Харлоу взяла куклу из рук Эзры и заставила ее погрозить мне кулачками. Поглядев кукле в лицо, я поняла, что именно так она все и планировала.

– Не порть мне удовольствие, – сказала мадам Дефарж.

У меня уже не оставалось времени на эти глупости, пора было идти на занятие. Я вышла в кухню, позвонила в аэропорт, услышала, как важен для них мой звонок, и оставила сообщение. За мной пришла Харлоу. Она пообещала уложить мадам Дефарж обратно в чемодан, а я пообещала, что вечером мы вместе отправимся в забег по барам, потому что, господи ты боже мой, Розмари, все в порядке, расслабься.

И потому, что я хотела понравиться Харлоу.

7

Если вы спросите меня о лекциях в колледже, в 99 % случаев я ничего не смогу вам ответить. Тот конкретный день и конкретное занятие попали в один процент остальных.

Дождь еще не перестал. Не сильный, но холодный, и я впитывала его, как губка, крутя педали. Проехала мимо футбольного поля, где паслась стая чаек. Эти чаячьи сборища я неоднократно видела в штормовую погоду и каждый раз удивлялась: Дэвис очень далеко от побережья.

Когда я добралась до лектория, вода уже насквозь промочила джинсы и хлюпала в ботинках. Обширная аудитория “Химия ioo”, где занимались самые многолюдные курсы, уступами спускалась к точке, в которой стоял преподаватель. Вход был с верхнего ряда, сзади. Обычно в дождливый день слушателей набиралось немного, студенты как будто считали, что занятия отменяются из-за дождя, как уличные игры. Но то занятие было последнее в четверти, последнее перед экзаменом. Я опоздала, пришлось спускаться по ступеням, чтобы сесть поближе к передним рядам. Я подняла боковой столик и приготовилась конспектировать.

Тема была “Религия и жестокость”. Читал доктор Соса, человек средних лет, уже начавший толстеть и лысеть. Он пользовался популярностью у студентов, щеголял в галстуках с эмблематикой “Стартрека” и в непарных носках, правда, исключительно иронии ради. “Когда я учился в Академии Звездного флота”, – начинал он разговор о временах давно минувших или исторический анекдот. Доктор Соса рассказывал с воодушевлением и приводил много фактов. Я числила его среди тех преподавателей, кого легко слушать.

Отец однажды предложил провести эксперимент: как только лектор посмотрит в мою сторону, я киваю. Вот увидишь, сказал он, они будут смотреть на тебя все чаще и чаще, безвольные, как собаки Павлова. Отец явно сделал это с умыслом. Ваше отсутствие в классе из ста человек или больше преподаватель заметит только при одном условии – если методично выработать у него привычку искать вас глазами. Между мной и доктором Сосой возник бессловесный контакт. Ловкач мой папа.

В тот день лекция началась с жестоких женщин. Таким образом было замаскировано то обстоятельство, что всю оставшуюся часть занятия обсуждали мужчин. Но я не помню, про что было в первой части. Наверное, упоминался женский ку-клукс-клан, движение трезвенников, пестрое множество религиозных кучек и весь этот ералаш насчет “девочки с девочкой”. Думаю, разброс был от Ирландии до Пакистана. Но доктор Соса определенно рассматривал их активность не как самостоятельный почин, а скорее как придаток к тому, что делали мужчины. Не лежало у него сердце к жестоким женщинам.

Довольно быстро он вернулся к теме религиозно мотивированного насилия над женщинами, которая проходила через все занятие красной нитью. И вдруг, без малейшего предупреждения, заговорил о шимпанзе. По его словам, шимпанзе разделяют нашу склонность к жестокости в плане “свой – чужой”. Он описал поведение самцов шимпанзе, охраняющих границы, и их смертоносные рейдерские группы. Быть может, задал он риторический вопрос, и богословские раздоры – не более чем прикрытие для порочно клановой натуры людей как приматов. Нечто подобное мог бы выдать мой отец, и уже поэтому я ощутила иррациональный порыв возразить. Доктор Соса взглянул на меня, но я взяла и не кивнула. У шимпанзе самец низшего ранга все равно главнее, чем самка высшего ранга, продолжал он, не отрывая от меня глаз.

По комнате летала муха. Я ее слышала. У меня стыли ноги, я чувствовала запах своих кедов – запах резины и носков. Доктор Соса сдался и отвел взгляд.

Он повторил одну вещь, которую произносил уже не раз: что большинство религий рьяно контролируют сексуальное поведение женщины и что суть и смысл многих из них именно в этом. Он описал сексуальное собственничество самцов шимпанзе: “Единственное отличие в том, что шимпанзе никогда не ссылаются на волю Господню”.

Доктор Соса отошел от кафедры, потом вернулся, пробежал глазами свои записи. Изнасилование, сказал он, как и домашнее насилие, тоже свойственны поведению шимпанзе. Группа Джейн Гудолл в Гомбе недавно наблюдала готовую к спариванию самку, которую самцы принудили к сексу 170 раз за трехдневный период.

Мне пришлось отложить ручку. Руки тряслись так, что стержень выписывал на бумаге безумную азбуку Морзе из точек и черточек. Следующую реплику доктора Сосы я пропустила, потому что кровь неистово зашумела у меня в голове, а когда на меня обернулись студенты, поняла, что слишком громко дышу: не то хриплю, не то сиплю, не то задыхаюсь. Я закрыла рот, и студенты отвернулись.

Надеюсь, вы не думаете, что если у меня не было друзей, то и секса тоже не было: при выборе сексуальных партнеров планка намного, намного ниже. Хотя в отсутствие друзей это на удивление трудно; мне часто хотелось иметь под рукой человека, который меня бы направлял и ободрял. Но приходилось все выстраивать самой, спрашивая себя, почему у меня никогда не бывает гламурного секса, как в кино. Что такое нормальная сексуальная жизнь? Что такое нормальный секс? Может, само наличие вопроса – уже признак ненормальности? Как видно, у меня не получается наладить даже инстинктивные, животные части своей жизни.

– Ты очень тихая, – сказал мой первый партнер.

Мы встретились на вечеринке в общаге; я как раз впервые попробовала фруктовое желе на водке. Мы заперлись в ванной, и секс был очень даже шумный, на мой взгляд: народ непрерывно колотил в дверь и ругался, что не может попасть. Мне в позвоночник врезался бортик раковины, заниматься сексом под таким углом оказалось для новичков сложновато, и мы переместились на пол, на грязный коврик, но я не жаловалась и считала, что держусь молодцом.

Перед тем он сказал мне, что я стеснительная, так, будто делал комплимент, будто моя молчаливость казалась ему загадочной и странно притягательной, ну или по крайней мере нравилась. Я помнила, какие звуки доносились из-за стенки родительской спальни, и могла бы издавать их сама, если бы понимала, что их хотят услышать. Просто для меня они были малоприятными и папо-мамскими.

Я знала, что первый раз будет больно, меня подготовили к этому странички с советами во всяких журналах, так что этот момент меня не встревожил. И больно было, причем жутко. А вот крови я не увидела, хотя готовилась и к этому. Потом боль повторилась – и во второй раз, и в третий, несмотря на то что мальчик был другой и пенис поменьше. Ни в одном журнале не говорилось, что больно будет так долго.