Дети разлуки - Васкин Берберян Страница 31

Микаэль кивнул.

– Что это за книга? – спросила Франческа, показывая на томик в кожаном переплете, который он прижимал к груди.

– Это роман. «Преступление и наказание», читала?

– Нет.

– Федора Достоевского.

– «Идиот».

– Что?

– Этого писателя я читала только «Идиот».

– Ну, это совсем другая история.

– О чем в ней говорится?

– О преступлении и наказании. – И Микаэль засмеялся над своей шуткой.

Франческа чуть улыбнулась.

– Прочти мне самый интересный отрывок.

– Их много, даже не знаю.

– Тогда прочти, какой хочешь.

– Давай лучше так: я открою книгу на случайной странице и прочту.

– Хорошо, – ответила Франческа.

Юноша попытался принять более удобное положение, растянувшись на боку на стене.

– Раз, два, три. – Он закрыл глаза и раскрыл книгу, потом бегло просмотрел страницу и подмигнул девушке, которая терпеливо ждала.

Наконец Микаэль глубоко вздохнул и начал читать:

– «В первое мгновение он думал, что с ума сойдет. Страшный холод обхватил его; но холод был и от лихорадки, которая уже давно началась с ним во сне. Теперь же» – Он вздрогнул.

Шорох среди деревьев заставил Микаэля повернуться в страхе, что кто-то из товарищей или, того хуже, преподавателей шпионит за ним. Из-за этого резкого движения он потерял равновесие. Чтобы не упасть, он схватился за стену обеими руками и выронил книгу, но Франческа ловко подхватила ее на лету.

– И что теперь? – спросил Микаэль испуганно.

– Теперь я почитаю, – сказала она, посмеиваясь.

– Это не моя книга, я взял ее в библиотеке. Если меня уличат…

– Тогда я принесу ее тебе, встретимся у входа в колледж.

– Нет, нет, боже упаси!

Франческа улыбнулась:

– Как же быть?

– Тебе нравится ходить в кино? – спросил Микаэль, стараясь вложить в эти слова все свое обаяние.

Через некоторое время он спрыгнул со стены со сладким привкусом во рту, будто только что сосал медовую карамельку.

Встреча с этой «феей» с золотыми глазами привела его в восторг, и он пошел по саду с таким чувством, будто шел по лесу – лучшего места для встречи со сказочными созданиями не найти. Он обошел лавровые кусты у тропинки, вдыхая их приятный аромат, и чуть дальше наткнулся на таинственные улыбки двух мраморных амуров, бывших на страже этого зачарованного райского сада. Перед ним вырос ливанский кедр, и по привычке он прислонился к его стволу, желая обнять его. Он вдыхал запах далеких земель, славных сражений и плодовитых жен и остался стоять неподвижно, размышляя о бренности существования человека, на мгновение возомнив себя всемогущим и бессмертным. Наконец он поднялся на мостик, под которым журчал ручей, и посмотрелся в водную гладь, влюбленный Нарцисс, сын космической пыли.

– Кто ты на самом деле? – спросил он сам себя, вглядываясь в изумрудную воду.

Среди камней, покрытых зелеными водорослями, плавал головастик. Микаэль заметил, как вздымаются жабры в унисон с его дыханием. Недавно появившееся на свет, но уже дерзкое создание двигалось, шевеля длинным хвостом.

В этот момент ворон молниеносно спланировал на воду, подняв вокруг столб ледяных брызг. Микаэль зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что головастик болтается в клюве птицы. Ворон, должно быть, почувствовал, что за ним наблюдают, уставился на Микаэля черными, непреклонными и безжалостными глазами и в несколько секунд проглотил бедную жертву. Микаэль замер. Порыв ветра взъерошил перья птицы. Ворон выпрямился на когтистых лапах и взлетел, расправив крылья, едва коснувшись ими юноши, и тот испуганно отпрянул.

– Каррр!

Ты проснулся от «каррр».

Это поезд тормозит со звуком вороньего карканья, заставляя твое сердце подскочить к самому горлу. Солдат в шинели открывает дверь вагона, помахивая перед лицом рукой, чтобы развеять спертый воздух, вырвавшийся наружу.

– Выходите! – приказывает он.

Никто не двигается с места, кроме тебя, нетерпеливого. Ты встаешь на ноги, побуждая отца сделать то же самое. Там, снаружи, бушует вьюга, но ты все равно спрыгиваешь вниз с легкостью шестнадцатилетнего мальчишки. Отец следует за тобой, а потом и все остальные. Вы сбиваетесь в толпу, теснясь друг к другу, чтобы защититься от обрушившихся на вас порывов ледяного ветра.

* * *

Микаэль оперся на деревянные перила мостика, его взгляд блуждал по саду. В нескольких десятках метров от него слышались голоса товарищей. Даже если бы один из святых отцов заметил его, то не встревожился бы: Микаэль часто уединялся.

Нет, я не успокоился, вовсе нет. Я должен держать себя в руках, должен научиться контролировать это ощущение, но ты увлекаешь меня за собой.

Кто-то толкает вас, и вы, как стадо овец за жестоким пастухом, бредете на свет, что мигает в серебряном небе за занавесом бешено крутящихся снежинок. Ты проваливаешься ногами в снег и щуришь глаза, ставшие уже двумя щелками, потому что осмеливаешься смотреть вперед, хотя метель, как плетью, бьет тебя по лицу. Вдруг ты заметил радугу, и на душе становится веселей – это добрый знак в таких ужасных условиях. Но перед воротами, куда вас ведут, ты поднимаешь голову и понимаешь, что это всего лишь цветные полоски плакатов, броских и издевательских, плохо приклеенных на фанерном листе.

«Честным трудом заплачу долг моей Родине», – написано над входом огромными буквами. Вы слишком устали, чтобы понять смысл этих слов. Вас пропускают по одному через проходную, и два охранника держат вас под прицелом, готовые стрелять в любую минуту. Вы выходите на открытую площадку, где офицер приказывает вам разделиться на группы по пять человек и потом заходит в барак, а вы ждете, неподвижные, как колышки, вбитые в землю, и вас постепенно засыпает снегом.

Отец не говорит с тобой, даже когда ты обращаешься к нему, просто слегка качает головой. У него тяжелые опухшие веки, затуманенный взгляд, и, если присмотреться к нему, он кажется даже смешным, с побелевшими бровями и бородой и сизыми щеками и носом.

Коренастый офицер в ушанке, которая постоянно сползает ему на глаза, пересчитывает вас: «Один, два, три» – и что-то старательно пишет в своем списке. Потом, недовольный, пересчитывает снова и снова. Теперь он громко вызывает вас по именам, азербайджанским, белорусским, узбекским, калмыцким и, наконец, армянским. Отец вздрагивает, услышав свое имя, он и хотел бы ответить, но молчит, как парализованный. Офицер выкрикивает имя еще раз, и еще, и еще. «Отец, прошу тебя, подними руку, поспеши, скажи что-нибудь». Охранник приближается к вам решительным шагом и, крепко сжимая винтовку в руках, угрожающе встает перед вами. Все смотрят в ожидании. Отец делает шаг назад и теряет равновесие. Ты хочешь поддержать его, но не успеваешь, потому что охранник бьет его по голове прикладом. От сильного удара он падает наземь. Ты ошеломлен и смотришь, как он корчится на снегу и вокруг расплывается красное блестящее пятно. Ты хочешь нагнуться, чтобы помочь ему, скорее просто обнять его, но охранник предупреждает, что выстрелит в тебя, и ты стоишь неподвижно, с ужасом на лице и ненавистью в сердце.