Иджим - Роман Сенчин Страница 31

– Можно, конечно. Настроение какое-то, как раз для этого.

– Во-во! – поддержал Юрий Васильевич. – А пропустим, вроде и посветлей станет. – Поднялся. – Тогда побегу. Я до Егоровых, так что на одной ноге. – И, натягивая шубейку, узнал как бы мимоходом: – Зажевать-то есть чего?

– Картошка, капуста.

– У-у, милое дело. Ты тут пока… а я мигом.

Игорь наскоро и небрежно собрал на стол. Кастрюля с вареной, уже остывшей и посиневшей картошкой, два стакана, две вилки. В литровой банке морс из остатков протертой с сахаром жимолости. Из сенок принес эмалированный бак, надолбил ножом в миску заледеневшей соленой капусты… Бак оставил у двери на случай, если понадобится еще.

Осмотрел сервировку, кушанья, ухмыльнулся. Сел на кровать.

Только достал бумаги – опять постучали.

– Открыто же!

Дверь задергалась, туго стала уползать в глубь сенок. Из пара вместо Юрия Васильевича появилась невысокая девушка в зеленом пуховике и пышной собачьей шапке с опущенными ушами. Левое плечо тянет к земле туго набитая сумка.

– Добрый вечер, добрые люди! – Девушка поставила сумку и огляделась; без церемоний стала развязывать тесемки под подбородком. – Погреться можно у вас?

Игорь смотрел на нее, в руках застыли листы… Гостье в конце концов надоела его оторопь:

– Ну, слушай, встреть меня.

– Хм… – Он сунул бумаги обратно в чемодан, захлопнул крышку, поднялся. – Хм, извини… Привет… Проходи, пожалуйста.

Она засмеялась:

– Спасибо! – И наклонилась, чтоб расшнуровать мощные, на толстой подошве, ботинки.

– Нет, не надо, не разувайся. Из подпола дует… да и грязно.

Отдав Игорю повесить пуховик, она прошла к столу.

– О, королевский ужин на двоих. Меня ждал?

– Да так… сосед должен… посидеть решили…

– Понятненько. – Девушка обежала взглядом обстановку в кухонке – разбросанные повсюду книги, буфет с дверцами без стекол, с облупившейся краской, магнитофон «Томь» с расколотым и заклеенным изолентой корпусом; остановила глаза на хозяине. – Да-а, Игорек… Борода, пиджачок в полосочку, картошка вареная… Женька все верно описывал.

– Да?

– Да.

Стояли, глядя друг на друга. Ее лицо, разгоряченное морозом, свежее, на щеках алые, будто гримом выведенные пятна; он же бледный, заросший до глаз рыжеватой, слегка вьющейся бородой… Молчали.

Но вот гостья отвела взгляд, и хозяин встряхнулся, засуетился.

– Ты садись, – подвинул ей стул. – Ф-фу, что-то я совсем… Никак не могу в себя прийти. Извини…

Она села.

– Ну, как тут?

– Нормально… Хм, живу вот. Холодно, правда. Эти дни под утро на сорока держится… Второй рамы нет, одеялом вот окно затянул. Все равно сифонит… Печка слабая… А вообще-то, – голос его пободрел, – вообще-то – отлично.

– Понятненько. Прочно, значит, в норку забился?

– Можешь и так считать. – Игорь тоже сел, взял оставленную Юрием Васильевичем самокрутку. – Сейчас сосед должен бутылочку принести. Как раз… Вот отметим приезд, так сказать… Ты как собралась приехать-то? – Закурил. – До сих пор не верится…

– Прыгнула в автобус и приехала. Решила взглянуть, как тут наш Игорь Фролов великий поживает, как ему творится. К тому же, может, здесь учителя нужны.

Он усмехнулся:

– В сельские учительницы хочешь податься?

– Может быть…

– Как учеба?

– Неплохо. Диплом пишу.

– А тема?

– Тема?… «Юродивые в русской литературе».

– У-у, материал богатый…

– Глухомань тут у вас. Я вот прошла, глянула, хоть и темно…

– Ты, кстати, на чем приехала? – Игорь, нахмурясь, взглянул на будильник. – Рейсовый два часа как был. Задержался, что ли, опять?

– Я на том, который Красноярск – Шушенское.

– И с трассы пешком?! Тут же километров пять…

– Ничего, прогулялась.

– Ну ты даешь…

Замолчали, разглядывали друг друга, изучали, как близкие некогда, но давно не видевшиеся люди… Вдруг Игорь вскочил, ткнул цигарку в пепельницу, засуетился.

– Хм!.. Что-то я совсем отупел… Так, так, – увидел ведро под умывальником, полное помоями до зарубки. – Ты не скучай, я сейчас.

Сунул ноги в разношенные почти до бесформенности валенки, кинул на голову кроличью шапчонку; взял ведро, пихнул дверь.

– Вот привезла кой-чего, – объявила гостья, когда он вернулся. – Женька мне порассказал, как ты живешь, чем питаешься. Я каждый раз от этого плачу, представляешь?

– Гм… – Игорь вытащил из ведра несколько обледенелых березовых полешков, положил сбоку печки, чтоб подсыхали. – Спасибо.

– Даже на водку какую не поскупилась! «Серебро Сибири», семнадцать тысчонок за ноль семь литра. Вы здесь, наверное, самогон хлещете…

– Спирт. Самогон с чего гнать? А тут спиртзавод в соседнем селе… – Он уставился на горку продуктов – колбаса, консервы, пакеты с крупой, сардельки, лимоны; протянул ошалело: – Дела-а…

– Что, может, выпьем до твоего соседа? За встречу.

– Конечно, конечно! – потянулся Игорь к бутылке. – Давай открою.

– Да она винтовая, легко. Ты лучше консерву какую-нибудь…

Игорь покрутил в руках одну банку, другую. Спросил потерянно:

– Какую?… Скумбрию? Сайру?

– Открывай сайру. С картошкой вкусно.

Пока он разрезал ножом жесть консервы, девушка скрутила крышечку бутылки, сама стала разливать.

– У, стаканы-то! – возмутилась.

– Это от чая… налет. Рюмок, извини, нет.

Сели, чокнулись. Подождали, точно собираясь еще что-то сказать, но не собрались. Выпили.

– У-у-ух! – Гостья передернула плечами, подцепила вилкой бледно-оранжевые лохмотья капусты. – А хлеб имеется?

– Нет, нету… Всё не могу в магазин собраться. Картошка… А, сейчас! – Он вскочил, достал из буфета тарелки; высыпал картошку из кастрюли. – Накладывай, какая поаппетитней, а то тут с глазками есть… для себя варил… Рыба классная. Тыщу лет сайру не пробовал.

Некоторое время увлеченно ели. Девушка, видимо, проголодалась с дороги.

– Что-то сосед пропал, – опять взглянув на будильник, бормотнул Игорь. – Может, кого-то встретил другого… Хорошо бы.

– Читала твои рассказы в «Просторах», – отозвалась гостья на его бормоток. – У Женьки хранятся в папочке.

– И как?

– Да так, если честно… Понимаешь, тогда, там, ты был действительно писателем, до каких-то глубин пытался добраться, а теперь стал вроде журналиста… на злобу дня. И у тебя это вдобавок не получается.