От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон Страница 31

Когда я вошел в один из таких шатров и заказал дюжину устриц, рыбак поставил на стол ведерко, из которого он вынимал устрицы и, ловко вскрывая их одним движением ножа, подавал мне одну за другой. Гурманы считают, что это — лучший способ поедания устриц. Обслуживая меня, рыбак рассказал, что устрицы выловлены не в Адриатическом, а в Ионическом море, в знаменитом заливе Таранто.

Так же хороши были съедобные моллюски, мидии и морские ежи. По словам римского гурмана Апиция, римляне готовили морских ежей множеством способов, но я ел ежей только в сыром виде, сразу после того как их вынули из воды. Крошечные съедобные сегменты икры цвета шафрана, когда мне выпадала удача ее есть, напоминали мне по вкусу обезвоженный озон. Я не знаю другого морепродукта, который заключал бы в себе столь мощный запах океана. Английского гурмэ привлекают еще более заманчивые, твердые, точно камень, tartufi di mаre — морские трюфели, — которые, к сожалению, насытившись устрицами и моллюсками, я не попробовал. Элизабет Дэвид — перед ней преклоняют колена все гурманы — говорит, что «обычно их поедают сырыми, и это очень хорошо». Ни разу не пробовал я и datteri di mare — морские финики, которые и в самом деле внешне похожи на эти плоды, зато отважился съесть cannolicchi — двустворчатый моллюск, похожий на червяка длиною в три дюйма. Он живет в красивой серой раковине, похожей на карандаш. И все же охватывает беспокойство, когда кладешь в рот нечто живое.

Великолепное зрелище представляют собой лежащие на прилавках крабы, речные раки, креветки, каракатицы и осьминоги. Никогда еще не встречал я столь дешевых морепродукты. В воскресенье на завтрак я обычно просил официанта принести мне несколько кусков хлеба с маслом. Отправляясь на берег, брал этот хлеб с собой, поскольку никаких предметов из мира цивилизации рыбаки не предлагали. Даже вилку. Приятно было устроить себе ланч, медленно прогуливаясь от одного прилавка к другому, выбирая в одном месте несколько морских ежей, в другом — устрицы или мидии. Впрочем, хочу предупредить читателя, оказавшегося в Бари вот в такое приятное утро: не перенимайте слепо мое поведение, посоветуйтесь прежде с внушающим доверие местным жителем. Такие моменты, однако, оставляют незабываемые воспоминания о Бари. В нескольких ярдах от темной Адриатики, лениво лижущей волнорез, слышатся гулкие шлепки: это рыбаки колотят камнями осьминогов, чтобы те стали нежнее.

Продолжение труда на протяжении многих столетий всегда впечатляет, и я иногда размышляю о двух родах деятельности, которые пережили империи. Это — уличные рынки и рыбные прилавки. Когда Гораций со своим богатым другом Меценатом путешествовал по Виа Аппиа от Рима и до Брундизия (ныне Бриндизи), они проходили через Бари (тогда Бариум) и, возможно, задержались здесь. Описывая путешествие, Гораций не мог придумать лучшего описания Бари, чем «Барий, рыбой обильный». Прогуливаясь мимо рыбных прилавков воскресным утром, я думал, что Гораций и Меценат, возможно, делали то же самое и видели такое же разнообразие моллюсков, выловленных такими же невысокими, темноволосыми, просоленными насквозь рыбаками.

7

Некоторые издатели «Цветочков святого Франциска» выпускают эпизод встречи святого с проституткой, по-видимому, из этических соображений. История такова: в 1219 году, во время пятого крестового похода, святой Франциск находился в Святой Земле. Он остановился на постоялом дворе, где молодая женщина предложила ему разделить с ней постель. «Да, я хочу», — сказал святой и пошел за молодой женщиной в спальню, где в очаге горел большой огонь. Франциск разделся и, улегшись у самого пламени, пригласил девушку сделать то же самое. Святой весело лежал возле пылающих красных языков, однако не только не обжегся, у него даже кожа не покраснела. Девушка испугалась и, как рассказывает легенда, пожалела о своих греховных намерениях.

Какая глупая история! Ну зачем ее вставлять в «Цветочки»? Она не настолько изящна, чтобы стать аллегорией. Нет в ней и поворотов сюжета, помогающих создать увлекательный рассказ или вывести мораль. Этот инцидент выбивается из общего настроя, однако по этой же причине интересный. Это из разряда рассказов, когда правдивая история может быть извращена. Я часто думал, что на самом деле произошло между святым Франциском и девушкой. Никогда не ожидал, что найду ответ в Бари, потому что не подозревал, что святой Франциск вообще бывал в этом городе.

В одно прекрасное утро я пошел в замок на краю Старого города. Огромная крепость, окруженная рвом, ныне превратилась в сад. Сначала ее строили норманны, потом территорию расширил Фридрих II, в последующие периоды ее довели до нынешнего состояния. В стародавние времена волны омывали крепостные стены, но сейчас от моря их отделяет широкая улица. Возле ворот я заплатил за вход. Слева от меня высились старинные стены, очевидно, сохранившиеся от старого замка. На глаза попалось объявление, прикрепленное к этой стене. Я прочел, что замок Бари был тем самым местом, где святого Франциска соблазняла молодая женщина.

Я обнаружил, что все жители Бари слышали о том, что святой Франциск приезжал сюда из Святой Земли в 1220 году. Бари тогда был одним из портов, которые использовали крестоносцы. В том году Фридриху II было двадцать шесть лет. В замке Бари он держал свой двор. В окружение Фридриха, как всегда, входили сарацины, астрологи, ученые, танцовщицы, соколы, леопарды и, конечно же, знаменитый слон. Рассказывают, что Фридрих, желая проверить добродетель святого, обручившегося с леди Нищетой и проповедовавшего целомудрие, пригласил его в замок. Он хотел провести в спальню святого красивую девушку, с тем чтобы она соблазнила Франциска. Фридрих специально проделал в стене отверстие, чтобы тайком подглядывать за этой сценой. Святому Франциску в то время было тридцать восемь лет. Он отверг соблазнительницу точно так, как рассказывает легенда, пылающими в камине углями. Фридрих был так восхищен этим, что остаток ночи провел в разговорах со святым.

Этот рассказ звучит правдиво и согласуется с хитрыми уловками Фридриха II, любившего испытывать людей. Точно так он пытал своего математика, почти легендарного Майкла Скотта, — попросил измерить расстояние от верхушки башни до неба, после чего приказал рабочим потихоньку опустить башню, и снова попросил Скотта проверить измерения. Когда обнаружил, что вторая длина оказалась чуть выше первой, пришел в восторг, как и в случае со святым Франциском.

Святой умер через шесть лет после предполагаемой встречи с императором, и кого надо было послать в Ассизи для возведения там церкви (в ней и сейчас покоятся останки святого Франциска), как не императорского архитектора, немца Якоба. Зодчий осел в Италии, женился (получил имя Лапо) и удостоился пера Вазари, хотя биография его изложена не слишком точно. Интересно, что после смерти святого Франциска император подружился с братом Илией, очень земным францисканцем. Про него говорили, что он сделал леди Нищету богатой. Жаль, что не существует записи бесед этих людей: наверняка они часто заводили разговор о «маленьком бедном человеке из Ассизи».

Замок Бари отличается от других замков Апулии тем, что в нем некогда находилась резиденция ренессансного двора. Это был двор Боны, королевы Польши и последней герцогини Бари. Она умерла там в 1558 году, а похоронили ее в базилике Святого Николая. Гробница помещается в апсиде здания, неуместно близко к киворию. Усопшая королева, со сладким выражением на лице, преклоняет колена перед собственным саркофагом из черного мрамора. Ее охраняют две стоящие в нишах фигуры. Это — скульптуры святого Казимира и святого Станислава, впрочем на святых они мало похожи. При взгляде на Бону невольно вспоминается Милан, великие дни Лодовико Сфорца по прозвищу Мора и его очаровательной юной жены Беатриче д'Эсте. Матерью Боны была Изабелла Арагонская, герцогиня и жена слабого и больного шестого герцога Милана Джангалеаццо Сфорца. Не было никогда доказано, что Лодовико отравил племянника, чтобы сделаться седьмым герцогом, но как бы то ни было, смещенная Изабелла быстро приобрела репутацию самой несчастной и обиженной вдовы на свете. Она подписывала письма того периода как «Изабелла Арагонская, уникальная в своих несчастьях». Но обычному человеку несчастья высокомерной ренессансной герцогини вряд ли покажутся такими уж невыносимыми. Если она и в самом деле верила в то, что ее муж умер от яда, то могла почувствовать себя удовлетворенной, когда французы захватили Милан и приговорили Лодовико к пожизненному заключению. В правах герцогини Изабеллу не восстановили. Двоих ее сыновей по политическим причинам направили во Францию, а сама она покинула Ломбардию и с двумя юными дочками приехала в Бари. Она стала герцогиней Бари, и жители приняли ее с распростертыми объятиями.