Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох Страница 31

Такой вот маленькою сетью

Поймаю я большую муху.

Шекспир. Отелло

Софья и Ендрух с первого дня показались Зиновии наиболее способными к обучению среди прислуги в Михайловке — уже по той причине, что они были самыми молодыми; и оба действительно проявили достаточную смышленность. Воспитав себе из маленькой проворной Софьи во всех отношениях надежную и полезную камеристку, Зиновия выдрессировала Ендруха для личных услуг, сделав из него что-то вроде пажа или челядинца в серале. Он чистил ей обувь, выколачивал шубы, доставлял письма и телеграммы, сопровождал госпожу в конных прогулках и снабжал ее достоверными сведениями обо всем, что творилось в доме. Она окончательно завоевала его сердце тем, что расчесала ему волосы на пробор и подарила лорнет. Эти изменения придали ему некоторую схожесть с кавалером, он даже начал употреблять в разговоре французские фразы; а то, что теперь он неизменно пользовался, когда ел, ножом и вилкой, и курил папиросы, подразумевалось само собой.

Однажды ясным и холодным октябрьским утром Зиновия снова отправилась с ним на верховую прогулку. Над оставшимся в полях жнивьем дул сильный ветер, широкие травянистые пастбища, устланные инеем, мерцали точно серебряные озера. Дубрава благодаря бородам серебристого мха, повсюду свисавшего со стволов древних дубов, казалось, внезапно наполнилась сотнями гномов, которые приветливо улыбались. Между деревьями, будто кораллы, горели ягоды брусники и сверкали золотые решетки, выкованные эльфами из солнечных лучей.

Здесь, где дикая рапсодия бури шумела в древесных кронах как далекий морской прибой, красивая женщина пустила лошадь шагом и, опершись левой рукой о седло, повернулась к казаку, медленно следовавшему за ней.

— Скажи мне, Ендрух, какое самое уязвимое место у твоего барина?

— Желудок.

— А у господина Богдановича?

— У него для храбрости кишка тонка.

Зиновия рассмеялась, этого ей оказалось достаточно. Ендрух был для нее удобен тем, что не тратил лишних слов. Она обращалась к нему, как обращаются к справочнику, открывая его на нужной странице, и слуга коротко и ясно давал ей ответ.

Едва вернувшись домой и переменив амазонку на домашнее платье, она взяла в оборот господина Менева и без особых церемоний завела разговор на тему, связанную с желудком.

— Скажи-ка, дорогой, ты приносишь покаяние за свои грехи или дал обет воздержания — почему при всем своем богатстве ты живешь в скудости и ведешь такой печальный, в сущности, образ жизни?

— Я чувствую себя очень комфортно.

— Выдумки! Позволь мне один раз пойти на кухню и приготовить тебе обед — бьюсь об заклад, что, отведав его, ты почувствуешь себя гораздо комфортнее, чем лопая эту мужицкую стряпню, которую у вас изо дня в день подают на стол.

— Ты действительно хочешь готовить?

Менев уже облизывал губы, ибо подумал, что женщина с такой изысканной внешностью наверняка сумеет приготовить и изысканные блюда.

— Разумеется, — заявила в ответ Зиновия, — я жду лишь твоего согласия.

— Ладно, можешь приступать прямо сейчас.

Зиновия взбежала по лестнице к себе в комнату, сбросила шелковый капот на кровать и, переодевшись в простое домашнее платье, оставляющее полностью открытыми ее великолепные руки, в белом фартуке и с кокетливой наколкой на голове тут же снова спустилась вниз, держа в руках две книги.

— Ну, как тебе нравится твоя новая стряпуха?

Менев попытался скрыть выражение своего лица; он обнял очаровательную свояченицу за тонкую талию и вместо ответа одарил ее пылким поцелуем в затылок.

— О, ты начинаешь с десерта!

— Зиновия, ты неотразима, ты это знаешь? Однако что это у тебя за книги?

— Вот это — венская поваренная книга, а это — альманах для гурманов.

— Замечательно.

— А теперь адье, увидимся за супом.

Зиновия поспешила на кухню и здесь начала с того, что обняла Адаминко. Затем составила карту блюд и приступила к осуществлению задуманного. Не прошло и получаса, как все меневское семейство собралось вокруг большой печи. Каждый состязался с другим, желая быть чем-то полезным прекрасной поварихе, и та сумела использовать каждого в меру его таланта и сил. Наталья чистила картофель, двоюродная бабушка сортировала изюм, Лидия шпиговала спинку косули, Аспазия месила тесто, сам Менев толок в ступке сахар. А в полдень Тарас с сияющим лицом подал на стол лучший обед, какой когда-либо готовили в Михайловке, и обед этот был поглощен до последней крошки, потому что все ели с волчьим аппетитом.

— Ну как? — спросила Зиновия, когда с едой было покончено.

Менев некоторое время лишь сыто улыбался, а затем произнес:

— Отныне, свояченица, я поступаю под твое правление: ты мастерица в искусстве жить, выражаю свое почтение, так что бери в руки скипетр, правь нами, правь нами всеми! Теперь я знаю, что ты будешь править мудро и что в твое правление мы будем вкусно кушать.

— Хорошо, — ответила Зиновия, величаво кивнув, — я готова сей же час взойти на престол Михайловки, однако правительницей я буду строгой.

— Как тебе заблагорассудится, мы же будем покорными подданными, — проговорила Аспазия.

От печного жара и беспрестанного снования туда и обратно по кухне Зиновия почувствовала усталость, поэтому вскоре после обеда удалилась к себе в комнату передохнуть. Она сняла фартук, отстегнула наколку и растянулась на диване. Едва она успела смежить глаза, как дверь тихонько отворилась.

«Кто бы это мог быть», — подумала она, но не шевельнулась, а только одним глазком поглядела в ту сторону.

Это оказался Менев.

«Что он задумал?»

Он на цыпочках приблизился к дивану, некоторое время с удовольствием любовался спящей красавицей и затем, нагнувшись, поцеловал ее в щеку. Ей стоило больших усилий не расхохотаться. Воодушевленный отсутствием сопротивления, Менев опустился рядом с диваном на одно колено и отважился запечатлеть второй поцелуй на словно выточенной из мрамора безупречной руке. Зиновия по-прежнему не двигалась, и только когда он слишком уж смело прижался губами к ее шее, медленно открыла глаза, одновременно крепко ухватив его за шейный платок.