Американская история - Анатолий Тосс Страница 31

— А отдыхал сколько?

А вот и подвох, подумала я.

— Ну, в Канаду ездили, — Митя обвел толпу взглядом, ища жену и поддержку от нее.

— Нет, Мить, я имею в виду отпуск, как раньше, на месяц.

— Послушайте, — сказал кто-то из толпы, голос звучал раздраженно, но мягко, интеллигентно, — что вы хотите сказать? Что начинать заново в зрелом возрасте — это тяжело? Так никто не спорит: не прогулка у моря. Нужно время и на дом, и на отпуск, и на все остальное.

— Не уверен, — ответил Матвей. — Засасывает. Вы посмотрите на местных, на средний класс, это ведь самые бедолаги, самые пахари, продыху не знают. А почему? Потому что система как раз их и доит: налоги, копи на колледж для детей, страховки всякие и прочее. Вон спросите у местного, — он кивнул на Марка, — как ему, среднему классу, живется.

Я испугалась, что сейчас еще Марка подключат к этому дурацкому спору.

— Он не знает, он не средний, — поспешно отказала я Марку в социальном представительстве.

— Ну хорошо, хозяйке виднее. К тому же, — Матвей повернулся к последнему оппоненту, — сколько вы ждать предлагаете? Еще лет десять? Так жизнь-то и та уже прожита наполовину.

— Так что же делать? Не покупать дом, не работать, деньги не зарабатывать? — не сдавался мягкий голос, обладателя которого я даже не знала, кто-то привел его, представил, но имени я не запомнила.

— Конечно, я этого не предлагаю. Каждый решает для себя сам, выходы крайне индивидуальны. Но я ведь даже не о том, я причины глубинные пытаюсь вскрыть. Выходы из образовавшейся ситуации для всех разные, но причины как раз одинаковые.

— Ну, и какие же причины? — спросил человек с мягким голосом.

Митя хотя и стоял тут же, но как бы оказался выключенным из игры, Матвей нашел себе лучшего соперника. Казалось, чем изощреннее и упорнее наскакивал оппонент, тем больше он стимулировал Матвея.

— Причины, — как бы размышляя, произнес он, — видите ли, социальный статус здесь подменен статусом материальным. Да и не только здесь, похоже, во всем мире наблюдается аналогичная тенденция. То есть, если проще, в сознании людей и в нашем сознании деньги означают больше, чем, например, уровень образования, престижность работы или ее творческая составляющая. Понимаете, поменялись критерии ценностей. И мы со всего разбега втемяшились в новые ценности, забыв, что старые — как раз и являются вечными. Кстати, те, кто стоит, как говорили, у горнила власти, как раз исповедуют старые ценности, там социальный статус по-прежнему крайне важен. Но не мы и не для нас. То есть мы на данном этапе оказались ярыми приверженцами лжеценностей. Хотите пример? — вдруг неожиданно спросил Матвей: — Вы, простите, в России кем были? — Я химик.

— А где вы там работали? — набирал сведения Матвей.

— В академическом институте, в Москве.

— Кандидат, значит, — догадался Матвей.

— Да, — ответил мужчина, и я поняла, что и он ждет подвоха.

— А здесь где живете? Кстати, простите, как вас зовут?

— Анатолий, — представился тот. — Живу я в городе Ньютоне. А какое это имеет значение?

— А вот какое. Давайте проведем параллель, надуманную, искусственную, неважно. Предположим, что Нью-Йорк — аналог Москвы, — он выдержал паузу, с этим вроде никто не спорил. — Тогда Бостон, по расстоянию, по количеству населения, есть аналог какого-нибудь провинциального города, скажем, Рязани. — Это уже было спорно, и люди зашумели, но Матвей продолжал сквозь шум: —Теперь ты, Анатолий, живешь в Ньютоне. Представьте себе, что под Рязанью, в сорока верстах, есть деревня Подсолнухи, это и есть ваш Ньютон.

Шум нарастал, кто-то начал говорить, возражая, пытаясь перебить Матвея, но тот не обращал внимания, просто повысил голос:

— Но будем справедливы, ты человек, похоже, интеллигентный, с высшим образованием, по крайней мере, этого у тебя не отнять независимо от места жительства. Поэтому представь, что в деревне Подсолнухи есть торфоперерабатывающий завод, где служит инженер по торфопереработке или автоматизации, или еще чего, а лучше всего химик-торфяник, так вот это, Анатолий, и есть ты.

Это последнее утверждение завело всех, народ возбудился до крайности. А я подумала, как же ловко Матвей перешел на «ты», никто и не заметил.

—Тут вы передернули, — возразил за всех Анатолий, — просто в России, да и в Европе вообще, столица государства является его центром. Не только административным, но и экономическим, культурным да и прочим. Не только Москва б России, но и Париж во Франции крайне отличается от провинции. Кстати, оттого и термин пошел— слово-то французское. Да и Лондон— центр Англии, да и вообще по всей Европе так. Потому что исторически цари там жили, герцоги и прочая аристократия. А в Америке по-другому, центр отсутствует. В смысле распределен. Нью-Йорк — финансовый центр, Вашингтон — административный, Лос-Анджелес, например, кинематографический, ну а Бостон, как известно, научный и образовательный центр. Вот откуда разница, о которой вы нам втолковываете.

— Ну вот, Толя, ты все в одну кучу свалил, — не прогнулся под вражеской атакой Матвей. — Я ведь не о геополитике, да и не в ней дело. И пример мой не о столицах и областях, а о нас с вами. А если о нас, то тебе, Анатолию теперешнему, химику-торфянику, так же далеко до американского аналога Анатолия московского, как химику-торфянику из деревни Подсолнухи было далеко до настоящего Анатолия, научного сотрудника академического института в Москве. То есть у тебя нет шансов дотянуться.

Народ снова активно загалдел, да так, что пробиться через общий шум одинокому голосу стало непросто. Вместо попытки перекричать Матвей поднял обе руки.

— Дайте докончу, немного осталось.

— Дайте ему закончить, — заступился за него Анатолий. Шум немного стих. Анатолия, основную жертву рассуждений, народ как жертву послушался.

— Так вот, —почувствовав возможность, продолжил Матвей, — сколько бы ни получал, в каком бы доме ни жил, на какой бы машине ни ездил, никогда инженеру из Подсолнухов до Анатолия научного работника не дотянуться. До его круга, его интересов, его привычек, его знакомых, знакомств — нет, не дотянуться. Вот так и нам, теперешним, не дотянуться до аналогов нас, прежних. Но беда наша в отличие от инженера из Подсолнухов в том, что он и не знал, что есть другая жизнь — жизнь Анатолия в Москве, а если и догадывался, то не стремился туда. Ему и в Подсолнухах хорошо было, ну максимум в Рязань можно махнуть на повышение. А мы-то знаем про другую жизнь и хотим ее, пусть во сне, но хотим. Потому что мы на самом деле ведь из нее.

—Вы, Матвей, прям, как «три сестры» в одном лице, все о... — попытался было Анатолий.

Но его перебил другой, уже возмущенный женский голос:

— Так у вас что, претензии к стране? Ну, уж не знаю...

— Да, конечно, нет, при чем здесь страна. Я же говорил, дело не в геополитике, а в подмене шкалы ценностей. И везде, где такая подмена происходит, возникают одни и те же проблемы. И в России, и в Америке, везде. Но я про другое совсем, я про нас, про жизнь нашу.