Когда цветут эдельвейсы - Владимир Топилин Страница 30

— Егорка! Зачем за маралом-то бегал? Не спутал ли быка с коровой? А может, Клавка привиделась?

— Егорушка! Хозяйство-то не оторвал ли от азартной гонки?

— Егор! Вчера вечером с твоего участка омлетом тянуло — не твоими ли...?

— Егорка! А какого размера тебе баба рукавицы связала — уж не резинового ли?

Бедный мужик уже не рад, что ввязался в разговор, и, перебивая остряков, чуть ли не орет в микрофон:

— При чем здесь омлет? Говорю вам, рука мерзнет! Баба связала две рукавицы с указательным пальцем на одну руку — на левую! Чего же тут непонятного?

Но, радуясь случаю повеселиться, штатники не унимаются и продолжают свои приколы на мужскую тему.

Слушавшая весь разговор Ольга как бы невзначай бросает:

— Вася, ты скажи ему, пусть одну рукавицу вывернет, тогда будет две на обе руки!

Засмеявшийся охотник тут же выходит в эфир и передает Егорке сказанную девушкой фразу. Некоторое время динамик молчит, но потом все же доносится согласный ответ:

— А ведь и правда! И как же я до этого не додумался сам?

Что тут началось! Ваське кажется, что от всеобщего мужицкого хохота закачалась тайга, вновь летят острые стрелы:

— Егорка! Сколько будет дважды два?

— Егор! Какого цвета шерсть у ежа?

— Егорша! Спросил у бабы, как лыжи надевать?

— Егорка! Что тупее: сапог или валенок?

Вконец обиженный мужик что-то мычит в ответ и перед выключением рации коротко бросает:

— Козлы!

Насмеявшись вдоволь, Васька тоже отключается и, отделившись от веселого охотничьего братства, возвращается в свой мир, к себе в избушку, к сидящей на нарах Ольге. Но девушка все еще упрямится и не хочет начинать разговор первой. Он тоже не решается заговорить и, лишь улыбаясь себе в усы, мурлычет в такт музыке, льющейся из «Альпиниста».

Молча проходит ужин, после которого он еще раз выходит из избы и по возвращении укладывается на желанный отдых. За эти дни накопилась усталость, не ко времени слипаются глаза, разболевшуюся голову окутывает туман.

Завалившись к стене, Васька поворачивается к девушке спиной. «Ничего, помиримся! — хитро думает он. — Нары одни на двоих. То, что не сделал язык, сделают руки!»

Ольга садится рядом, но пока что не укладывается и, как бы все еще выдерживая расстояние, шумно вздыхает и сопит носом, не давая уснуть. А Васька и не спит, с нетерпением ждет, когда она дунет на лампу.

Вместо этого Ольга поворачивается к нему и, осторожно тронув нежной рукой за плечо, почти шепчет:

— Вася! У меня будет ребенок!

Ее слова — словно упавшая на голову сухостоина! Как сработавшая пружина капкана, он подскакивает на нарах и, округлив глаза, спрашивает:

— Какой ребенок?

Тут в свою очередь удивляется она и обиженно добавляет:

— Твой ребенок!

Ольга внимательно смотрит в его глаза, ожидая, как он себя поведет. Что скажет? Может быть, то, чего она так боится?..

Но после двух-трех секунд замешательства Васька тянет к ней руки:

— Оленька! Золотце! Радость моя! Да что же ты раньше-то молчала? Почему не говорила? Господи! Какой счастливый день!

Он говорит что-то еще и еще. А Ольга, крепко прижавшись к его груди и мелко подрагивая плечами, тихо плакала. Это были слезы радости и счастья..

Из дневника Ольги:

«О смерти... Я никогда прежде не сталкивалась с ней, даже не представляла, что это такое и как это может произойти! Оказывается, лишиться жизни очень просто, особенно в тайге, стоит только сделать один неверный шаг или допустить самую невероятную, казалось бы, незначительную оплошность. Выглядит она очень и очень страшно. Это какой-то неописуемый ужас, когда в каком-то метре от тебя оскаливается огромная пасть, готовая вот-вот сомкнуться и остановить навеки спокойное, размеренное течение твоих мыслей, движений и чувств! Хочу и не могу представить себя со стороны с оторванной головой и растерзанным, изуродованным телом... А ведь это могло произойти, если бы... После случившегося делаю для себя соответствующие выводы: тайга не прощает попустительства, безалаберности, легкого отношения — за это приходится платить очень дорого. А что может быть дороже жизни...?»

15

Этот непогожий октябрьский день начался плохо: схватившись за ручку кипящего чайника, Ольга обожгла ладонь правой руки. А при выходе из избушки, поторопившись, споткнулась о порог и грохнулась во весь рост, посадив на лоб большую шишку.

Но такие пустяки нисколько не испортили настроения. Сконфуженно улыбаясь своей неуклюжести, она думала совсем о другом. Сегодняшний день сулил Васькино возвращение из тайги после четырехдневного обхода путиков, и в мыслях она предвкушала желанную встречу.

Приветственно посмотрев на высокоствольный кедр, на котором, как всегда, восседал Жорка, Ольга мгновенно предугадала дневной прогноз погоды и, накинув на плечи легкую котомку, засобиралась на обход своего охотничьего участка.

Если говорить правду, метеосводки ей подсказывал сидевший на ветках мошник: в солнечный погожий день петух всегда находился в кроне и, горделиво оглядывая местность, грелся в лучах восходящего солнца. В снегопад, метель или пасмурный день, нахохлившись, прятался в густых сучьях посередине ствола.

Сегодня Жорка сидел совсем низко, в трех-четырех метрах от земли и, завидев девушку, пару раз скиркнул, что на птичьем языке означало: «Погода будет плохая — выход на путик не рекомендую». Но мало ли что говорит глухарь — проверять капканы все равно надо: охота есть охота, да и время не ждет! Пойманного соболя очень быстро находит постоянно голодная мышь, которая тут же точит в шкурке дыры, не поддающиеся никакому восстановлению.

Прощально взмахнув Жорке рукой, Ольга заскользила по тридцатисантиметровому слою снега. Но, несмотря на обильную перенову, выпавшую за ночь, шагалось легко и довольно быстро. Не успевшая слежаться пуховая перина без труда подминалась под лыжами охотницы, почти беспрепятственно давая дорогу идущему вперед человеку.

Радуясь хорошему ходу, наступившему дню, предстоящей встрече, Ольга незаметно для себя как бы отключилась от реального мира и не замечала окружавшей ее тайги, нахмурившегося неба и кружившихся в извечном вальсе белых снежинок, появлявшихся откуда-то сверху и бесшумно ложившихся на землю. В сознании девушки плыли приятные воспоминания: серьезное лицо Васьки, дававшее беспокойные наставления по поводу самосохранения, осторожности. Ольге очень нравилось это беспокойство, забота будущего отца, нравились отношения, резко изменившиеся в лучшую сторону. Ей казалось, что с появлением будущего, третьего человечка, они стали с Васькой одним целым, крепко переплетенным лианами любви...

Совсем неожиданно на лыжне появился знакомый след — припорошенные прыжки-четки, несколько большие, чем след соболя, но своей постановкой очень похожие на таежного хищника. Это хорошо знакомый таежник}' след — след пакостницы и врага любого охотника — росомахи. Потоптавшись на одном месте, Машка решила, что идти по припорошенной лыжне все же гораздо легче, чем по целику, и поскакала по дороге человека.